Читаем Скалаки полностью

Миновав лужайку позади усадьбы, Лидушка смело стала спускаться по узенькой тропинке, почти невидимой среди высокой травы и кустарника. Небо было ясное, голубое, и только вдали, над лесистыми вершинами, поднимались причудливые громады белых облаков. Кругом тишина, папоротники у скалы не шевелятся, тени отдеревьев и стройного вербейника неподвижно лежат на земле. Лидушка остановилась, положив к ногам цимбалы. Лицо ее разрумянилось, как у ребенка, грудь поднималась от глубокого дыхания. Прислонившись к серой скале, на которой чернела молодая ель, девушка задумчиво смотрела на долину, объятую торжественным спокойствием. У ее ног цвела красная гвоздика, тут и там мелькали колокольчики, чистый воздух был напоен ароматом богородской травы. Где-то жужжала муха, снизу доносился глухой шум реки.

Девушка долго стояла как зачарованная, мысли ее блуждали. Сегодня ей не хотелось петь. Какая-то неведомая тревога болезненно сжимала ей сердце, наполняя его предчувствием чего-то недоброго.

Внезапно налетел ветерок, таившийся в темном ущелье, и сразу все изменилось. Ветви елей стали плавно раскачиваться, по траве побежали волны, и на склоне задвигались тени.

Лидушка очнулась. Цимбалы, лежавшие у ее ног, напомнили ей сейчас о несчастных беглецах. Балтазар никогда не называл их по имени. Сюда, к обрыву, бежала бедная девушка, преследуемая незнакомым паном, и здесь ее нашел брат.

Задумавшись, Лидушка стала спускаться ниже. Каменистая, местами заросшая тропинка вскоре кончилась, и девушка вступила на мягкий ковер лужайки, расстилавшейся под обрывом вдоль изогнутой дугою реки. Здесь в тени деревьев царила приятная прохлада. Солнечный луч тут не задерживался. Прилепившись к скале, стояла маленькая хижина, принадлежавшая усадьбе. Потемневшая от времени и непогоды соломенная крыша во многих местах покрылась бархатистым зеленым мхом. Небеленые стены покосились от старости. Два маленьких окошка и низенькая дверь, к которой вели две каменные ступеньки, были обращены к реке; два других окна находились в стене, над которой возвышался тесовый щипец. Дорожка к дверям почти совсем заросла травой, пробивавшейся и меж каменных ступеней.

Дожди смыли краску с деревянных ставней, некогда окрашенных в красный цвет, на них остались лишь пятна со следами грубо намалеванных цветов. Справа от двери у самой избушки возвышался большой, старый клен; шелест его листьев и щебетание ласточек, гнездившихся под щипцом крыши и над дверью, оживляли одинокую лачугу. Перед крыльцом шириной не более двенадцати шагов зеленела лужайка, окаймленная излучиной реки. На берегу высились старые темные ольхи, простирая свои развесистые густые кроны высоко над домиком. Между деревьями разросся ивняк и молодой ольшаник. Дикий хмель, оплетавший стволы, свешивался с ветвей над прозрачной водой. Эта зеленая ограда вокруг лужайки смыкалась с густым кустарником и деревьями, разросшимися по обрывистому берегу.

Сюда-то, в это тенистое, укромное местечко, где слышался шелест деревьев, щебетание птиц и журчание речки, и пришла Лидушка. Она остановилась на мягкой, цветущей лужайке перед избушкой, как лань в сумеречном лесном уединении. Девушка глубоко вздохнула, прохладный ветерок, слегка колебавший ветки деревьев, овевал ее гладкий, белый лоб. Усевшись на каменную ступеньку, она положила цимбалы в траву и, подперев подбородок ладонями, задумчиво оглядывала лужайку.

Здесь она почувствовала себя вдали от целого света. Сквозь листву то тут, то там проникали солнечные лучи, отражаясь в реке; в просветах между деревьями виднелось голубое небо и плывущее по нему белое облачко — и больше ничего; даль закрывала зеленая завеса. Лидушка взяла цимбалы и двумя палочками ударила по струнам. Струны задрожали, и их трепетный, постепенно замирающий звук походил на жужжание улетающей мухи. Лидушка снова ударила по струне, звук ее слился с другими звуками, и в тихом, тенистом уголке послышалась нежная грустная мелодия.

Неожиданно девушка поднялась. Ей показалось, что вода зашумела сильней, словно наткнулась на какую-то преграду, ветви кустарника задвигались, как будто кто-то вышел из реки на берег, но тут порывы ветра усилились и Лидушка успокоилась. Отложив цимбалы, она толкнула притворенные двери и вошла в избушку.

Бывая в свободное время в ольшанике, она всегда заходила в простую бедную избушку. Ее манила эта маленькая почти пустая хижина. Перед окном в углу стоял старый стол, вдоль стены протянулась скамейка без спинки; к полуразрушенному очагу был придвинут необычный голубой сундук, разрисованный причудливыми цветами и птицами.

Яркие солнечные лучи, проникавшие в мрачную комнату, дрожали на ее темных стенах.

Вдруг тихо зазвучала нежная музыка. Лидушка вздрогнула, хотела было выбежать, чтобы посмотреть, кто так хорошо играет, но, как зачарованная, остановилась и слушала. Под звуки цимбал приятный мужской голос негромко пел:

О боже, бесконечнаЛюбовь к тебе!Охраной будь мне вечноВ моей судьбе.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза