Скалаки

С вековых лип, что высились перед домом «На скале», опадали листья. Земля застывала. Еще до того как тропинки замело снегом, Уждян снова сходил в Матерницкую пущу, надеясь найти Скалаков. Но избушка была пуста и безмолвна, как и в тот раз, когда они приходили вместе с Лидушкой. Угрюмым уходил отсюда старый драгун, он с радостью бы помог им и вознаградил Скалаков, которые так заботливо приняли его больного в усадьбе «На скале», где он теперь спокойно и безбедно жил.

Балтазар спрашивал о Скалаках в деревне и в разных других местах, но тщетно. Лидушка, пока позволяла погода, каждое воскресенье ходила в церковь, но напрасно она высматривала там Иржика. Однажды ей показалось, что у кладбищенской ограды в кустах мелькнуло смуглое лицо и темные горящие глаза, смотревшие на нее, но как только она остановилась и оглянулась, лицо исчезло. У девушки забилось сердце. Она постояла минуту, потом воротилась к кладбищу, но там никого не было. «Неужели я ошиблась? — с болью подумала Лидушка. — Почему он избегает меня? Что же, он не верит? Или, может быть, ненавидит за то, что я живу „На скале“ и что у меня красивые платья?» Всю неделю Лидушка была задумчива и печальна. Он ли это был, или ей только показалось?

Вскоре настала зима, такая суровая, какой не помнили ни старая Бартонева, ни Балтазар, и Лидушка не могла больше ходить в церковь и ольшаник. Откос над ольшаником засыпало снегом, в деревню было трудно проехать, и когда Балтазар запрягал коня в сани, собираясь туда по своим делам, ему приходилось брать с собой лопату, чтобы разгребать занесенную дорогу. Несколько раз за зиму Лидушка ездила с «дядюшкой» в церковь, но ее надежды ни разу не оправдались. Да и как мог Иржик прийти по такому глубокому снегу? Все тропинки в горах замело, лишь с трудом можно было пробраться дорогой в долине. Бог знает где он теперь.

Прошли святки, январь, февраль, а зима не убывала.

В горах и в долинах снегу выпало на локоть, избы внизу и в лесах совсем замело.

— Сохрани нас бог от наводнения, — говорила бабушка Бартонева, выглядывая на улицу, где буйный ветер кружил густо падающий снег.

— Несчастные батраки и бедняки! — жалел хозяин. — До весны все поедят, а потом что?

— Съедят и семена, — заметил Ванек. — А сеять чем будут, и уродятся ли озимые? Боюсь, такой снег их придавит!

— Помоги нам господь, тяжелый будет год, — добавил Балтазар, качая седой головой.

Опасения их оправдались. Прошел февраль и наступил март, но снег не убывал. Крестьяне считают день святого Иосифа1 первым весенним днем. А в 1770 году на этот праздник поднялась такая метель, словно в декабре или в январе. В ту ночь жители Находского края со страхом ложились спать, но спали они недолго. Свирепый вихрь разбудил их еще до рассвета. В течение нескольких дней в горах и долинах завывал дикий ветер; он гонял огромные клубы снега, который, не переставая, падал с нахмуренного неба. Казалось, край потонет в глубоких снегах.

Как-то на один день буря утихла, но, словно передохнув, она разразилась с новой силой и яростью. Белая пелена, взметенная ветром, соединила землю и небо, и, когда вихрь утих, вся природа склонилась под тяжестью снега. Птицы замерзали на лету, их мертвые тела чернели на белых полях. Дикие звери и даже трусливые зайцы бежали из негостеприимных опустевших лесов к человеческому жилью, чтобы хоть чем-нибудь поживиться. Люди считали дни, надеясь, что, наконец, сквозь седые облака проглянет солнце. Но пришел апрель, а зима все еще стояла.

«Видно, совсем не уйдет», — говорили в народе. Крестьяне печально смотрели на пустые поля: «Пропало жито!», «Хлеба не будет!»

Так оно и вышло. К концу апреля снег растаял, стремительные потоки, словно фурии, шумели в лесах и по склонам, речка разлилась. Снег растаял и, превратившись в воду, причинял новые беды. Случилось то, чего боялись крестьяне: озимые посевы погибли под тяжестью снега, — вся надежда оставалась на яровые.

Когда озимым пришло время взойти и зазеленеть, крестьяне только начали полевые работы. Вздыхая, вытаскивали они сохи и бороны.

И тут появился приказчик, объявляя о барщинных работах. Суровая стихия утихла, но ей на смену пришла тирания. Крестьяне выезжали на панские поля, у кого не хватало скотины, тот впрягал в соху или борону жену и взрослых детей.

Нужно было торопиться, воспользоваться временем, пока природа смирила свой гнев. Чем смогли, тем и засеяли крестьяне свои участки. Печально выглядели широкие поля, на которых должна была взойти рожь. И только кое-где виднелись зеленые пятна.

Зазеленели яровые посевы, колыхаясь под легким ветерком, по-прежнему на ясном небе сияло солнце, наполняя сердца хлеборобов новой надеждой.

«Слава богу! Доть что-нибудь уродится, лишь бы погода постояла».