Скалистые поэмы

Вот теперь действительно поели,

и опять забылись на постели.

2004- 2005

Шалость в пене

Бассейн, мрамор, свет из ниши…

Голубоватый солнца блик.

Под зеркалом, чуть-чуть пониже,

лежали камни – сердолик.

Русалка, Ниночка младая,

блестела каплями воды,

а волосы, ручьем спадая,

по полу сеяли следы.

Она немного утомленно

накинула халат, идет.

Вот дверь открыла изумленно:

за дверью принц небесный ждет.

Не ожидала видеть гостя,

лихой дворец ее закрыт,

однако встретила без злости,

дорожной пылью он покрыт.

'Откуда Вы? – она спросила, -

Кто Вас сюда, зачем пустил?'

Губу внезапно прикусила…

В халат принц руки запустил…

Смешалась пыль и влага.

'Нина', – и снова замолчал.

– Ты не сердись, меня б помыла'.

И от блаженства – замычал.

Вода стонала пузырьками,

и пена шла за валом вал,

они вошли в нее шажками.

Мужчина просто ликовал.

Любовь в воде, всегда вторична,

но неизменна чистота,

а в пене несколько лирично,

и бесконечна пустота…

Вот из воды выходят двое,

идут к двери. Снаружи шум.

Открылась дверь, вдруг кто-то взвоет.

За дверью их встречает шут.

Шут говорит: 'Я третьим буду,

Принц, не отдам я Нину вам!

От вас, мой принц, и не убудет.

В бассейне, этом сколько ванн?

Так поделитесь, я серьезно!'

И меч взлетает из-под ряс.

Событие вполне курьезно,

шут перед принцем жестью тряс.

Опять вода бурлит, вскипая,

а пена бодростью томит.

Шут полюбил, а страсть слепая

едва ли Нину утомит.

Их трое плавает страдая,

и меч, как шашка – наголо.

Тут Нина в панику впадает,

ей, право слово, нелегко.

Они умны, довольно живо

втроем встают, идут из волн.

Их сладострастие явно лживо,

И тот, что принц и шут – не вол.

Однако ладно, трое – голы,

и в полотенцах держат путь.

Но жизнь таит в себе приколы.

Дверь приоткрылась, пусть чуть- чуть.

За дверью дама с нетерпением

сказала: 'Шут, иди за мной!'

Вздохнули двое с облегчением,

от дамы шел целебный зной.

Однако дама всем сказала:

'Давайте в воду, господа.

Подать шампанского из зала!

Идемте в воду! Все сюда!'

Уж сил у Ниночки осталось

едва к той пене подойти.

Ее неволили. Усталость.

Ей захотелось вдруг уйти.

Она рванулась к тайной двери,

но из нее идет борец,

качает мышцами, те звери,

готов идти хоть под венец.

Схватил он Нину крепко с силой,

и в воду бросил: пусть плывет.

Один разок купаться с милой,

она и помощь не зовет.

Еще резвятся словно черти,

еще одни кошмар души,

фигуры в пене воду чертят,

а помощи тут не ищи.

Красива Ниночка не в меру,

и чтобы выжить без греха,

ей надо выдумать химеру,

или простого жениха.

Она согласна хоть за черта,

чтоб ей остаться бы самой,

но жизнь в той пене стала черной,

а без той пены жизнь с сумой.

Красив дворец, сверкают окна,

лежит повсюду сердолик.

И волосы у Нины сохнут.

Вид утомлен. Печален лик.

Она на пену не смотрела.

Усталость двигалась волной.

Любовь натянуто звенела

печально порванной струной.

14 января 2004

Сказка о трех стрелах

Царь устал кормить весь двор,

люд ленивый, полный вздор.

Надоело хлеб им печь,

захотелось просто лечь.

Трех сынов своих зовет,

наставление дает:

'Сыновья, берите стрелы

и стреляйте! Вот прицелы.

Каждый вмиг найдет жену!

Быть сказал я посему!'

Братья лук, стрелу берут,

поклонившись, прочь идут.

Первый тянет тетиву,

он проснулся наяву.

Полетела прочь стрела,

до невесты довела.

А она толста, красива,

улыбается всем льстиво.

Но доволен старший брат,

есть купеческий уклад!

Средний брат по свету ходит,

натянул, стрела уходит

прямо к княжеской постели.

Фу ты ну ты как успели!

Средний рад: невеста ропщет,

строгая, сухие мощи.

Но по нраву братцу та,

то ль невеста, то ль жена.

Третий взял свою стрелу,

прислонил ее к углу,

и лениво стрельнул в воздух.

И стрела упала к возу.

У телеги на беду -

была лужа, ту, ту, ту.

А невеста – то лягушка.

Нет, стрелял бы у опушки,

может, в лисоньку попал,

лиса больше, чем карман.

Брат поднял жену в ладошку,

положил в карман как блошку.

'Господь, смилуйся!' – сказал,

братьям чудо показал.

Братья в смех, царевны то же,

улыбнулись все вельможи.

Да, напутал младший брат,

но как люд честной был рад!

Смех идет, бредет по царству,

все довольны в государстве.

Царь сказал, стоя у чана:

'Я доволен, но венчание -

будет позже. Должен я -

угадать: годна ль жена?

Дам я каждой три задачи,

коль решат, всем терем – дачу'.

Сыновья невест приводят,

и они к царю подходят.

Одна очень уж толста,

а вторая – то худа,

третью вовсе не видать.

Да и где лягушку взять?

Царь сказал: 'Всем хлеб испечь,

на него ладошкой лечь!

Коль хлеб встанет, как и был,

весь красивый, жар чтоб плыл'.

Разошлись все со двора,

ребятишкам спать пора.

Утро встало из-за туч,

Взгляд царя уже колюч.

Принесла пирог толстушка,

а он мягкий как подушка.

Царь пирог слегка нажал,

а он вмялся, как кинжал.

Засмеялся добрый царь,

у второй – то тортик цап.

Руки вымазал в узоре,

и сказал: 'Я не в дозоре,

где здесь хлеб? Однако вкусно.

Ладно, пусть, не все капуста'.

Третья девица подходит,

Царь глаза уж не отводит:

'Кто ты есть? Ведь ты лягушка?

У тебя с собою плюшка?'

А девица не смеется,

лишь луною улыбнется,

и подносит каравай.

Царь кричит: 'Давай, давай!'

Смял он хлеб что было сил,

хлеб же стал таким как был.

Царь доволен: 'Хорошо!

Победила'. Что еще…

Царь опять дает задачу:

'Шаль связать как шелк, чтоб значит.