Скалолаз

Новак не упал в обморок. В ту минуту он подумал, что чертовски устал. Горы – далекие и незнакомые (не Татры и даже не Альпы, а Гималаи) – вдруг придвинулись вплотную, и ему стало тяжело. Однако начальник охраны быстро сбросил с себя поддельный груз. Его шеф редко когда шутил, и он научился отсеивать шутливое от серьезного. Еще несколько секунд – и Новак понял, что давил на него не призрачный горный массив, а не менее громоздкая, так внезапно свалившаяся на него работа. Им овладела слабость, и он ощутил себя беспомощным.

Он вяло слушал Кроужека, пропустил мимо ушей, что хлопоты по снаряжению экспедиции возьмет на себя Петр Миклошко.

– Да что с тобой такое, Ян? – спросил Кроужек. – Тебе плохо?

– Отчего же? Мне очень даже хорошо.

– Тогда не теряй времени и связывайся с Миклошко.

– С кем?

– Господи! Да ты не слушал меня! С Петром Миклошко из пресс-службы МИДа.

– Да. Хорошо. Я все сделаю. – Новак встал с кресла, немного помолчал. – У меня просьба.

– Слушаю тебя.

– У меня небольшой бизнес в Берлине.

– Конечно, я знаю об этом. Ты хочешь отдать какие-то распоряжения управляющему?

– Да, кое-какие распоряжения своему помощнику, – внес коррективы Новак.

– Улаживай дела в Берлине и кооперируйся с Миклошко.

– Спасибо, шеф. Сегодня же вечером я отправлюсь в Германию.

…Да, ничего не получалось. Мирослав согнал оцепенение. Не без доли отрешенности подумал: «Если бы это зависело от меня, а это не зависит от меня…» К подножью горы его доставят чуть ли не на руках. Но дальше… Вице-премьер нахмурился. На какую высоту он сможет подняться? Наверное, все будет зависеть от условий, включая и погодные. В конфиденциальной телеграмме от короля Непала говорилось, что группа Кроужека может взойти на вершину Кангбахена в период до начала муссонов. А в личном телефонном разговоре были определены более или менее точные сроки: от 10 до 20 апреля. И, наконец, вчера Кроужек определился точно: в Гхунзу он прибудет 15 апреля.

Все повторяется почти день в день, только с разницей в двадцать два года. В 1974 году вместе с чешским Горным клубом на штурм Кангбахена претендовали поляки, югославы и немцы. Но в домуссонный – с марта по май – период разрешение получила первая польская экспедиция в Непальские Гималаи. И только спустя год – чешская.

Тогда на подготовку ушло пять месяцев, борьба шла за каждый день. И тогда же главным было получить необходимые фонды для закупки снаряжения, на оплату дорожных расходов, на покрытие валютных издержек. Это тогда.

А сейчас Мирослав Кроужек – мультимиллионер и вице-премьер Чехии – мог уладить подобные вопросы в считаные часы.

У Петра Миклошко практически все готово. Ян Новак, не очень уверенно, правда, сообщил, что команда личной охраны готова относительно. Кроужек порадовался, не спросив, однако, о значении этого туманного слова.

Из предстоящей одиссеи его больше всего волновал спуск: как он и его люди, уставшие от долгого и изнурительного подъема, сумеют вернуться назад. Вице-премьер твердо решил не брать проводников-шерпов: места знакомые, на трудных участках кое-где налажены перила и мостки.

И еще время. Мирослав располагал очень маленьким отрезком времени. Его отпуск продлится ровно три недели. Это невероятно трудно – за двадцать один день взойти на вершину.

3

Йохан Фитц и Мартин Вестервалле прибыли в Катманду для покупки оружия. Они были одеты в просторные брюки, рубашки. Фитц носил на шее платок цвета хаки. И если бы не его возраст, его можно было бы принять за бойскаута. В «Городе красоты», так с санскрита переводится столица Непала, арийцы действительно выглядели чужими. Среди местного населения и многочисленных туристов они смотрелись бельмом – первым это заметил Йохан Фитц. Он вышел из магазина, где купил сигареты, и увидел Мартина Вестервалле. Тот стоял напротив железобетонной тумбы и читал объявления, которыми пестрела и эта тумба, и множество других. Фитцу показалось, глаза Вестервалле, скрытые за солнцезащитными очками, ощупывали каждого, кто проходил мимо; он выискивал что и кого угодно, только не знакомые и незнакомые слова в объявлениях. Фитц представил себя рядом с Вестервалле и увидел двух подозрительных личностей. Усмехнулся: «Ерунда все это». Схожие чувства он испытывал и в родной Германии, которая, однако, день ото дня становилась не чужой, но принадлежащей другим. Эта разница для Йохана Фитца была очень существенной.