Скалолазка и мировое древо

— Нет, не я, — помотал он головой. — Зашла какая-то корова и угнала всех женщин на кухню.

— Понятно... То есть ничего не понятно, но хотя бы обрело какую-то логику.

Максимка авторитетно кивнул. Будто понял.

— Ну, — велела я, — рассказывай! Что с тобой было?

О своем спасении он рассказывал, захлебываясь от восторга. На месте низины, куда сошло озеро, образовался новый водоем. В него и вынесло Максимку. Он упал с огромной высоты, но за эти несколько секунд падения пацан получил такую порцию захватывающих ощущений, что с удовольствием бы попробовал еще.

— Новое озеро нам никто не нальет, — сказала я, подытоживая его рассказ. — Хорошо, что так все закончилось. Могло быть гораздо хуже... Куда ты потом отправился? Не видел ли, чем занимались наши друзья?

— Да! — спохватился он. — Видел! Я видел, как они вставили медальон!

— Вот как? — сказала я, пытаясь скрыть, что Максимка наступил мне на больную мозоль. В принципе я уже знала, что Ирбис раскрыл секрет. Но было обидно услышать об этом снова. В марафоне к мировому древу я осталась далеко позади.

— Там собралась куча народа, — продолжал Максимка. — Был их главный, которого все боятся. Он на самом деле жуткий! С белой головой и черным телом.

— Это на нем свитер такой, чудушко! Водолазкой называется.

— Ну не знаю, я издалека наблюдал... Кстати!

Из наплечной сумки он вытащил пакет с сухим пайком.

— О-о! — не сдержала я экзальтированный стон.

Сухофрукты, орехи, печенье, ананасовый сок в пакетиках. Еда незамысловатая, но ее все-таки можно назвать едой, в отличие от подозрительной похлебки, которую здесь подают на ужин. Я ела быстро, в основном налегая на высококалорийные продукты. Максимка составил мне компанию, пожирая плитку шоколада.

Я с умилением погладила его по голове.

— Тоже хочешь? — спросил он, оторвавшись от плитки. Его губы были черными и липкими.

— Кушай, кушай... Лучше расскажи, что там было? Мне не терпится узнать. Что случилось, когда они вставили медальон в пирамиду?

Но только Максимка открыл рот, чтобы поведать мне эту историю, как из кухни донеслась знакомая поступь. Я затолкала мальчишку под раковину. Туда же сунула сумку и пакет с продуктами. Едва успела загородить его тележкой, как в комнату ввалилась Шиншилла.

А следом за ней вошел бритоголовый майор Ирбис.

По-офицерски осанистый, крепкий, уверенный. Взгляд вроде бы добродушный, как у домашнего пса, но не стоит обманываться. Появление Ирбиса для меня не самый приятный сюрприз.

— Вот она! — прошипела толстуха. — Вернулась, мерзавка... С ней сплошные проблемы, господин майор! Если у вас нет подходящей кандидатуры для Ритуала, то возьмите ее. Она бестолковая, постоянно хамит и не умеет работать.

— Это неправда! — возмутилась я.

— Заткнись! — рявкнула Шиншилла.

Ирбис пристально смотрел на меня, играя жилистой рукой часами с кожаным браслетом.

— Время истекает, господин Ирбис, — продолжала толстуха. — Остались сутки, а у вас никого нет. Она самая подходящая кандидатура: бестолковая и непослушная. Заберите ее, пусть он высосет из нее всю кровушку...

— Мы сами решим, кого забирать, — беспристрастно сказал Ирбис— А ты, Шиншилла, лучше занимайся своим хозяйством. Обед был несвежим, многие животами мучались. Или ты не в состоянии управляться с кухней?

Толстуха замерла, пораженно глядя в ухо господину майору. Повисла пауза. В наступившей тишине я с ужасом услышала, как под мойкой звонко щелкнули зубы, откусившие шоколадный ломтик.

— Что это? — насторожилась Шиншилла.

Я покрылась холодным потом.

— У тебя еще и крысы бегают! — сказал майор.

— Никак нет, клянусь своей безгрешной душой! Всех выморили. Ни одной не было!

— Пусть девчонка останется здесь, — подытожил Ирбис тоном, не терпящим возражений. — Нагрузи ее работой. А утром решим, что с ней делать.

Он бросил на меня прощальный взгляд, посмотрел на часы в ладони и вышел из посудомоечной. Его место передо мной тут же заняла толстуха.

— Думаешь, тебе повезло? — зажужжала она. — Думаешь, сейчас завалишься дрыхнуть и разглядывать сладкие сны? Даже не мечтай! Видишь эту посуду? Эти кастрюли? — Она пнула по алюминиевому чану, который отозвался задумчивым гудением. — Это ужин обеих солдатских рот. И еще лаборатории. И еще обслуги. Так вот, ты сейчас возьмешь щетку и вымоешь все до последней тарелки! Советую не тянуть и начать прямо сейчас, потому что работы очень много. Четыре опытные посудомойки, даже если будут работать очень быстро, не управятся и за три часа, а в твоем распоряжении только шесть! Если хоть одна тарелка окажется не вымытой к рассвету или хоть на одной я найду каплю жира — можешь не сомневаться, что ты отправишься...

Она наклонилась ко мне и зашептала, дыша в лицо жареным луком:

— Ты отправишься на жертвенник быстрее, чем успеешь сказать: «Ой, что я наделала! Почему я не мыла тарелки быстрее?!» Мой тебе совет: принимайся прямо сейчас, потому что дорога каждая секунда.

И, задев меня кисельным плечом, она вышла из посудомоечной на кухню, тяжело переступая с ноги на ногу. Дверь за ней оглушительно захлопнулась. Шиншилла отомстила мне за историю с говяжьей ногой.