Читаем Скальпель, или Длительная подготовка к счастью полностью

Жаль, я не сохранил записные книжки, черновики. Ведь я всегда уничтожал строительные леса. Храм должен являться сразу во всем великолепии, не надо знать, из какого сора он вырос. Я очень любил Хлебникова, сразу выделил Селина, ещё сорок лет тему назад; мечтал о6 изданиях Генри Миллера, вот только Чарльза Буковски не знал. И вообще одним из моих первых наставников был всамделишный сумасшедший. Чуть позже я расскажу о нем, я давно хочу о нем рассказать. Вряд ли кто ещё помнит в моем родном городе П. Германа Ломова. Хотя он жил в одном подъезде, вечно вонявшем мечей и фекалиями, с небезызвестным уже и вам Калькевичем. Юным Калькевичем, не написавшем ни строчки прозы, только пробующем переводить с английского Киплинга и Браунинга. А что до Ломова, жива ли его жена, между прочим, врач по профессии? Наверняка живы его дети, но и они, скорее всего, плохо помнят отца, он ушел из жизни, когда они ещё не ходили в школу.

Начинает раздеваться. Снимает пиджак, брюки.

Раздевается почти догола.

Наконец-то встал рано. Горло лучше. Но спина все болит. Поехал кататься на велосипеде, на дачную окраину. Долго говорил с одним жителем. В кабак ходят больше, фруктовые сады вырубили. Вот тебе и перестройка. Некоторые живут хуже (врал, естественно, почти все плохо живут), но все, говорят, как будто лестно, что свободные, на траве лежи, сколько хочешь. Хотел поехать к Аховым. Близится Рождество, традиционная рождественская встреча. Застолье. Собрался к Вырубовым. Там как всегда гоп-компания. Прошлый раз Валерию дразнили коронацией до слез. Она ни в чем не виновата, но мне стало неприятно, долго туда не поеду. Или, может это оттого, что она слишком много мне показывала дружбы. Страшно и женитьба и подлость - т. е. Забава ею. А жениться, много надо переделать, а мне ещё над собой надо работать, выше уже столько об этом сказал.

С Германом Борисовичем меня познакомила дочь старейшего п-ского писателя, библиотекарша областной библиотеки Злата Александровна Мотрошилова. Что их связывало, не знаю: совместная юность, общие устремления? Конечно, в первую очередь литературные амбиции Германа Ломов, он зверски хотел печататься и наверняка был достоин этого не менее других местных писмудаков. Писатели города П. всегда были ошибкой природы, ею, впрочем, и остались. В той нло-шной атмосфере выживали, как и по всей стране наихудшие. Писорганизация была, по сути, собесом, обществом неанонимных алкоголиков, тунеядцев всех мастей, недоумков обоего пола, но чаще все-таки мужского.

О Ломове я ещё напишу. Меж тем за окнами - февраль.... Достать чернил и плакать. Как там дальше у поэта? Лакать и голосить навзрыд. Пока банановая мякоть весною черною горит. Так-то вот. Борис Леонидович в отличие от впадшего в маразм Бориса Николаевича гораздо ранее Генри Миллера рассмотрел обуглившуюся весну Ха-Ха века, но и предвосхитил название порноромана, названивающего серебряной чернью по февралю. А вот чернил-то я, батенька, не пью и вообще всю жизнь пил мало. Причем только водочку-с! Когда учился в литинституте, употреблял, увы, за компанию мезальянс. Один "Солнцедар" - горлодер чего стоил! Кажется, стоил 1руб. 38 коп., а м. б., I руб. 16 коп. Надо бы у Венички Ерофеева справиться. Только далеко сейчас Веничка, не докричишься. А вот я петушком проскочу по антикварным и букинистическим, прокукарекаю заветное: "Почем?" и истрачу жалкие копейки на пополнение коллекции, которая как раковая опухоль незримо и постоянно пожирает шагреневое пространство моей жизни.

Дом мой - пригород, вечный пригород, вечный пригород российской словесности. Стихами ажурней чеканки и пародийно-замысловатой прозой, метонимически аукающейся с предшественниками, увы, не застолбил я лобное место, впрочем, и не пострадал за первородство. Так, серединка на половинку. Прививки гениальности тремя оспенными пятнами наличествует на правом плече. Ничего. Если проживу свои положенные 84, то дождусь и прижизненного признания. Завистники меж тем сдохнут. Если же не сложится, пусть остаток выпарит и зачтет наследник или наследница.

Способности к математике рудиментно проявляются у меня до сих пор в привычке к мгновенному устному счету. Эдакая ономатопея (см. адекватный словарь). Словцо сие ни к мату, ни к математике прямого отношения не имеет. А вот метонимически связуемо.

Вчера опять свалился нежданный гонорар. Люблю случайности. А то пашешь, пашешь, а всё - в мину се. Как в Минусинске. В ссылке. И сослаться не на что.

Среда у меня - как обычно - операционный день. Поэтому во вторник не употребляю и раньше лежусь спать. На операции надо быть сильным и сосредоточенным. Просто - надо быть. 0тветственность за другую (не чужую) жизнь - высшее проявление благородства. А за чужой дух? Болящий дух врачует песнопенье, не правда ли?

Одевается. Продолжает шепотом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза