П. Дэвид считает, что формирование уникальной культуры «открытой науки» уходит своими историческими корнями в архаичную форму аристократического патронажа (светского и церковного), которая характеризуется такими признаками, как утилитарная польза, символическая выгода, политическая конкуренция, демонстрация власти, великолепия и величия. Ученый-клиент был обязан делать новые чудесные открытия и творения во славу патрона, что широко демонстрировалось. Но и сам высочайший патронаж, подчиненный конвенциям и ритуалам[503]
, делал исследователей известными, давал материальную и политическую поддержку, хотя и был нестабильным, зависящим от прихотей патрона. Но патрон из-за некомпетентности в науках рисковал заполучить мошенника-ученого, поэтому здесь важной становится независимая оценка других ученых, причем благородные покровители не вмешивались в споры, а организовывали производство надежных свидетельств, авторитета и научного статуса самими учеными[504].В Европе раннего Нового времени среди горожан возникает социальный, политический и экономический запрос на новое научное знание. Примечательно, что центрами его образования и формирования становятся не университеты, а постуниверситетские или альтернативные университетам институции, возникшие под патронажем. В Италии основываются различные академии по типу платоновской, во Франции – Королевский колледж, но Англия оказывается одной из последних стран, которая осознала необходимость подобных нововведений.
У Имон указывает на ряд причин, по которым знание было недоступным: средневековые ученые стремились закрыть доступ непосвященных к Scientia и «Secretum secretorum», защитить от них божественные тайны и тайны природы, что особенно ярко видно на примере затемненного алхимического дискурса[505]
. Далее он перечисляет факторы, которые привели к открытости. Право на интеллектуальную собственность и технологии среди ремесленников и ученых, в том числе и XVI в., сформировало практику выдачи патентов на изобретение, публикации трудов, раскрытия секретов и технологий, приобщения к опытам горожан.Знание стало доступным из-за желания ученых объединиться, ознакомить публику с открытиями на понятном языке в целях поддержки и развития науки, благодаря чему наука становится публичным форумом (public forum) вместо церкви и двора. Важным фактором для формирования открытого модуса науки стала бэконианская концепция «прогресса знания», воплощенная в «Новой Атлантиде» и «Доме Соломона», поддержанная С. Хартлибом, Я. А. Коменским и членами ЛКО. Концепция Бэкона была рассчитана на кумуляцию, трансляцию и продвижение знания при помощи содружества ученых, что приведет к возвращению власти над природой, утраченной после грехопадения Адама. Но, как доказывает У Имон, проект Бэкона «науки как достояния всего человечества» продвигался через препятствия, поскольку переписка в научных сообществах носила частный характер, и ученые ЛКО нередко жаловались друг на друга и ремесленников, потому что те из-за личной выгоды и «государственной тайны» не желают открывать своих секретов во имя общего блага[506]
.М. Фуко также говорит о том, что, несмотря на представление об открытости научного знания в современном обществе, до сих пор существуют социальные механизмы, его ограничивающие. Он противопоставляет «доктринальные группы» и «“дискурсивные сообщества”, функцией которых является сохранять или производить дискурсы, но так, чтобы обеспечивалось их обращение в закрытом пространстве, чтобы можно было распределять их лишь в соответствии со строгими правилами и чтобы их владельцы не оказались лишены своей собственности самим этим распределением»[507]
. «Доктрина же, напротив, стремится к распространению, и отдельные индивиды, число которых может быть сколь угодно большим, определяют свою сопринадлежность как раз через обобществление одного и того же корпуса дискурсов …. Доктрина совершает двойное подчинение: говорящих субъектов – определенным дискурсам и дискурсов – определенной группе, по крайней мере виртуальной, говорящих индивидов»[508]. В связи с этим можно сказать, что гуманисты, выйдя из «дискурсивных сообществ», так и не примкнули к «доктринальным группам», стремясь создать «истинный дискурс» науки и сделать его открытым. Ученые раннего Нового времени создавали совершенно новый дискурс, выпадая из «дискурсивных сообществ» и доктринальных групп, где голос субъекта был анонимен, а корпорации интеллектуалов стремились сохранить монополию на производство знания и образование.