Это была истинная правда. С первых же дней их супружеской жизни Сугуро попросил жену провести четкую границу между семьей и его литературным трудом. Не вмешиваться в его работу. Ни в коем случае не обсуждать содержание его романов. Просил он не для себя, а ради ее же покоя.
– Я не был здесь на службе.
«Не потому, что не захотел, а просто не представилось такой возможности», – подумал он про себя и, опустив глаза, сказал:
– Я знаю маленькую тихую церквушку в пригороде Нагасаки. Завтра съездим туда на службу. Я позвоню из гостиницы и узнаю точное время.
Чтобы завершить разговор, он энергично стряхнул руками приставший к брюкам песок и поднялся.
Во время службы они несколько раз слышали петушиный крик, доносившийся с залитого солнцем церковного дворика. Священник-иностранец по примеру своей паствы разводил кур. За окном большое камфарное дерево простирало узловатые ветви, и в просветах сияло море. По церкви свободно разгуливали маленькие дети. Загорелая мать безуспешно пыталась их поймать. Женщина качала плачущего младенца. Большинство присутствующих в церкви были жителями этого наполовину крестьянского, наполовину рыбацкого городка.
Накануне вечером Сугуро, припоминая этот прибрежный городок, который посетил несколько лет назад, объяснял жене:
– Там прекрасная кирпичная церковь. В тех местах с давних пор селились тайные христиане, поэтому, как говорят, и сейчас больше половины города – верующие. И там же проповедовал знаменитый отец Доло. Прихожане накопили денег, сами обожгли кирпич и собственноручно построили церковь.
Его рассказ захватил жену:
– Давай съездим! Ничего, что сорок минут на машине.
В восемь утра они сели в такси у гостиницы, и сразу же после двух коротких тоннелей им открылся прекрасный вид на залив. Жена удовлетворенно сказала:
– Мы сделали правильный выбор!
Море, сияющее в лучах солнца, встретило их теплом и лаской, и в тот момент, когда на кирпичной церкви, стоящей на возвышении, зазвенел колокол, вверх по крутой дорожке потянулись, как муравьи, семьи прихожан.
Выйдя из такси, они вместе со всеми вошли в церковный сад, где прихожан приветствовал седоусый иностранец-миссионер, которого Сугуро помнил по тем временам, когда собирал материал для романа.
Подшучивая над облепившими его детьми, святой отец ласково беседовал с пожилыми женщинами. Увидев Сугуро, он, кажется, тоже его вспомнил.
– Садитесь посередке. На места для почетных гостей, – сказал он шутливым тоном.
Священник служил в этой церкви уже около сорока лет, и его улыбчивые глаза, в отличие от Сугуро, видели не темные стороны людей, а – только теплое море, раскидистые камфарные деревья и обступивших его детишек.
Началась служба. Вместо проповеди священник-иностранец пропел со вставшими со своих мест прихожанами отрывок из Евангелия. Видимо, такова была воскресная традиция в этой церкви – мужчины и женщины, все как на подбор скуластые, с обожженными солнцем лицами, хором повторяли слова за священником:
– «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».
Во дворе церкви вновь протяжно заголосил петух.
– «Возьмите иго Мое на себя… ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим…»
Вместе со всеми и Сугуро, и жена подхватили:
– И найдете покой душам вашим.
И сразу же в голове Сугуро эхом зазвучали строки из «Божественной комедии»:
– «Блаженны кроткие!» – воскликнул старый священник хриплым, напоминающим петушиный крик, голосом.
– «Блаженны кроткие!» – повторили верующие, и сквозь их хор слышались детский плач и шмыгающие носы.
– «Блаженны плачущие, ибо они утешатся».
– «Блаженны плачущие, ибо они утешатся».
Служба закончилась. Окруженные детьми, Сугуро с женой вновь сели в дожидавшееся их такси. Постучав в окно, священник сказал:
– Приезжайте еще!
Когда машина мчалась вдоль приветливо, ласково сияющего моря, жена вздохнула:
– Существуют же на свете такие люди!
– Да…
Несмотря на то, что поездка продолжалась всего три дня, Сугуро казалось, что он уже давным-давно не был в своей рабочей квартире. Приземлившись в аэропорту Ханэда, увидев свинцовое зимнее небо и дым, поднимающийся из заводских труб, он подумал, что вновь возвращается в грязь и скверну человеческого существования.