Диана рассеянно выслушивала упреки матери, а почувствовав пощечину, вздрогнула скорее от неожиданности, чем от боли.
– За что?
– Диана, прошу, веди себя сегодня хорошо! Я больше не потерплю твоих выкрутасов и твоей грубости. Ты – все, что у меня осталось, нужно научиться беречь имя семьи, – устало выговорила мать, поднимая на дочь красные от слез глаза. Диана вдруг осознала, что весь мир матери рухнул, и она с трудом держится, – Пожалуйста, не разочаровывай меня сегодня, ведь мы же провожаем Элизабет, – Диана покорно склонила голову, – Спасибо за понимание. А теперь иди в маленькую гостиную и возвращайся, когда тебе станет лучше. Присоединишься к кортежу чуть позже. Ты слишком волнуешься в окружении людей.
Диана хотела сказать что-нибудь утешительное, но смогла лишь кивнуть и молча отправиться в комнату в другой стороне коридора. Комната преобразилась до неузнаваемости. Старинные вазы ручной работы, все статуэтки и безделушки – все пропало. Не было даже картины, под которой она впервые встретила Генри Шунмейкера. В комнате не осталось даже букета. Бедная матушка – она все продала!
Диана тяжело опустилась в одно из кресел, понимая: что бы ни случилось дальше с Холландами, в этом не будет ни капли романтики. В коридоре слышались шаги и стук закрывающихся дверей. Должно быть, о ней забыли, потому что никто, отправляясь на улицу, чтобы присоединиться к похоронной процессии, не позвал девушку с собой. Там была и Пенелопа, изображавшая страшное горе. При одной только мысли о ней Диана яростно сжимала кулачки. Пенелопа может сейчас скрыться в церкви, но она ни за что не скроется от содеянного!
Холодный воздух окутал Диану, стоило ей выйти за порог. Она поежилась. По небу ползли тучи, деревья дрожали в серой утренней дымке. В этот бесцветный день Диана почувствовала себя одинокой, как никогда раньше. Где-то там впереди родственники и гости суетились, пытаясь рассесться по экипажам. Они старались не терять достоинства, но все равно им не удавалось избегать нервных движений и повышенных тонов. Диана огляделась по сторонам: экипаж Холландов, управляемый мистером Фабером, уже уехал.
И тут она почувствовала, как кто-то тянет ее за локоть, а оглянувшись, увидела мальчишку, выросшего рядом словно из воздуха. Он был худым и бледным, в заплатанном пальто и стоптанных ботинках.
– Вы мисс Диана Холланд?
Девушка осторожно кивнула. Она слышала, как отьезжа– ют последние экипажи, и на мгновение подумала, а не побежать ли за ними.
– Вы уверены?
– Конечно, – возмутилась Диана. Краем глаза она заметила рядом еще пару экипажей и подумала, что они будут свидетелями, если что-то вдруг случится. – Я уверена!
– Не смотрите на меня так, – серьезно произнес мальчик, – Мне сказали, что задание очень важное, нельзя отдать не тому человеку.
– Что нельзя отдать не тому человеку?
Мальчик покачал головой.
– Сначала вам придется ответить на вопрос.
– Что за вопрос? – Диана широко распахнула глаза, удивляясь абсурдности такого обмена.
– Вопрос о Вермеере, картине, которую ваш отец подарил вашей сестре, Элизабет…
Что-то заставило Диану забыть на секунду о боли:
– Он подарил картину мне!
Мальчишка, сузив глаза, внимательно посмотрел на девушку, а затем радостно улыбнулся.
– Она сказала, что вы именно так и ответите!
Он достал из кармана письмо в желтом конверте, и Диана увидела свое имя, написанное до боли знакомым почерком.
– Где ты это взял? – выдохнула она.
– В Чикаго. Мне поручили доставить его сюда и вручить девушке, которая утверждает, что Вермеер принадлежит ей.
– Благодарю тебя, – мягко промолвила Диана, открывая конверт и дрожащими руками вынимая письмо.