Скандал с Модильяни. Бумажные деньги

Лампет вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Нужно продержаться еще час, прежде чем, соблюдя все приличия, он сможет спокойно уйти отсюда. Его жена уже давно перестала посещать приемы в галерее. По ее справедливому мнению, эти вечеринки наводили тоску. Лампету самому хотелось бы сейчас оказаться дома с бокалом портвейна в одной руке и с книгой – в другой, сидя в своем излюбленном кресле – старом, кожаном, с жесткой набивкой из конского волоса и с отметиной, прожженной в одном из подлокотников там, куда он всегда клал трубку. Чтобы напротив расположилась жена, а Сиддонс как раз подбросил дров в камин.

– Соскучились по дому, Чарли? – Голос раздался рядом и разрушил грезы наяву. – Наверное, предпочли бы сидеть перед телевизором и смотреть шоу с участием Барлоу?

Лампет выдавил из себя улыбку. Он редко вообще включал телевизор и терпеть не мог, когда его называл Чарли кто-либо, помимо нескольких самых давних друзей. А улыбавшийся ему мужчина вообще не относился даже к числу обычных приятелей: это был критик из еженедельного журнала, достаточно хорошо разбиравшийся в искусстве – особенно скульптуре, – но жуткий зануда.

– Привет, Джек, рад, что вы смогли прийти, – отозвался Лампет. – Я действительно немного устал для подобного рода увеселений.

– Представляю ваши ощущения, – сказал критик. – Трудный денек выдался? Должно быть, тяжкая работа – сбивать цену на картину какого-нибудь нищего художника еще на сотню-другую?

Лампет снова принужденно улыбнулся, но не снизошел до ответа на скрытое в шутливой форме оскорбление. Журнал относился к числу левацких, напомнил он себе, и в его редакции чувствовали необходимость не одобрять деятельность тех, кто умел делать деньги на культуре.

Он заметил, как Уиллоу пробирается к ним сквозь толпу, и почувствовал прилив благодарности к младшему партнеру. Журналист все же понял, что он станет лишним при их разговоре, и под благовидным предлогом отошел в сторону.

– Спасибо, что пришли на выручку, – обратился Лампет к Уиллоу, понизив голос.

– Не проблема, Лампет. На самом деле я хотел сообщить, что Питер Ашер здесь. Хотите обработать его лично?

– Да. Послушайте, я решил устроить выставку Модильяни. У нас есть три картины Кардуэлла, карандашные наброски, а нынче утром наклюнулся еще один вариант. Этого будет достаточно, чтобы составить ядро экспозиции. Наведете справки, у кого есть еще его вещи?

– Конечно. Но в таком случае на персональной выставке Ашера можно поставить крест.

– Боюсь, что так. У нас нет возможности организовать нечто подобное на многие месяцы вперед. Я уведомлю его. Ему это не понравится, но и большого урона не нанесет. В перспективе его талант сам пробьет себе дорогу, что бы мы ни делали.

Уиллоу кивнул и пошел дальше, а Лампет отправился на поиски Ашера. Он обнаружил его сидевшим в дальнем углу галереи перед несколькими новыми полотнами. С ним была женщина, и они оба до краев наполнили тарелки едой со стола для фуршета.

– Позволите к вам присоединиться? – спросил Лампет.

– Разумеется. Сандвичи – просто объедение, – сказал Ашер. – Представьте, я не ел икры уже несколько дней!

Лампет с улыбкой воспринял сарказм и сам угостился небольшим бутербродом на квадратике из белого хлеба. Женщина сказала:

– Питер пытается разыгрывать из себя сердитого молодого человека, хотя слишком стар для такой роли.

– Вы ведь еще не знакомы с моей болтливой женой, верно? – поинтересовался Ашер.

Лампет кивнул женщине в знак приветствия.

– Рад нашей встрече, – сказал он. – Знаете, мы уже привыкли к Питеру, миссис Ашер, и терпимо относимся к его особому чувству юмора, потому что нам очень нравятся его произведения.

Ашер воспринял легкий упрек как должное, и Лампет понял, что облек его в наиболее удачную форму, скрыв под покровом хороших манер и обильно умаслив лестью.

Ашер запил еще один сандвич глотком вина и спросил:

– Так когда вы собираетесь открыть мою персональную выставку?

– Именно об этом я и собрался поговорить с вами, – начал Лампет. – Боюсь, что нам придется отложить ее проведение. Понимаете…

Лицо Ашера побагровело под длинными волосами и бородкой Иисуса.

– Мне не нужны ваши неискренние извинения. Вы попросту нашли что-то получше, чтобы занять зал. Кто это?

Лампет вздохнул. Именно такого оборота беседы он надеялся избежать.

– Мы устраиваем выставку Модильяни. Но это не единственная…

– На какой срок? – требовательно спросил Ашер, повысив голос. Жена сдерживавшим жестом положила ладонь на его руку. – Надолго ли вы откладываете мою экспозицию?

Лампет кожей почувствовал чужие взгляды, впившиеся в спину, и понял, что часть публики уже с интересом наблюдает за происходящим. Он улыбнулся, заговорщицки склонился ближе к Ашеру, чтобы заставить того говорить тише.

– Не могу ничего твердо обещать, – пробормотал он. – У нас очень плотный график. Надеюсь, в начале будущего года…

– Будущего года! – выкрикнул Ашер. – Боже милостивый! Модильяни может теперь как-нибудь обойтись без выставки, а мне нужно жить! Моя семья хочет есть!

– Пожалуйста, Питер…