Скандал с Модильяни. Бумажные деньги

– Не горячись, Чарли. Мой отец пришел в ужас, когда я объявил о своем намерении заниматься бизнесом в Сити. Помню, как он сказал: «Но ведь ты же унаследуешь титул!», словно это само по себе исключало для меня всякую возможность делать большие деньги самостоятельно. А ты сам? Как отреагировал твой отец на открытие тобой первой художественной галереи?

Лампет признал его правоту, невольно улыбнувшись.

– Он посчитал это никчемным занятием для потомственного воина.

– Видишь, мир всегда принадлежал юным и смелым всадникам с отточенными клинками. А потому продай мои картины, Чарли.

– Но коллекцию придется раздробить на части, чтобы выручить как можно больше.

– Тебе виднее. Ты – специалист. А для меня нет смысла проявлять по этому поводу излишнюю сентиментальность.

– И все же некоторые полотна нужно пока сохранить, чтобы устроить сначала выставку. Давай прикинем: Ренуар, два Дега, несколько холстов Писарро, три Модильяни… Мне придется поломать над этим голову. Сезанн, разумеется, пойдет только с аукциона.

Кардуэлл поднялся, показав весь свой могучий рост, на дюйм или два превышавший шесть футов.

– Что ж, не станем слишком долго оплакивать покойников. Не присоединиться ли нам к нашим леди?

Художественная галерея «Белгравия» обстановкой напоминала провинциальный музей, но достаточно высокого класса. Тишина здесь ощущалась почти физически, когда Лампет в черных туфлях с лакированными носами бесшумно пересек помещение по простому оливково-зеленому ковровому покрытию. В десять часов утра галерея только что открылась, и клиентов пока не было. Тем не менее сразу три его помощника, одетые в черные с полоской костюмы, ждали покупателей в приемной, готовые к услугам.

Лампет кивком поздоровался с ними и прошел через расположенный на первом этаже главный салон, наметанным глазом окидывая по пути картины на стенах. Кто-то совершенно неуместно вывесил произведение современного абстракциониста рядом с работой старого примитивиста, и Лампет сделал зарубку в памяти, чтобы распорядиться навести здесь порядок. Экспонаты не имели ценников, что делалось вполне сознательно. Люди должны сразу почувствовать: любые разговоры о таких низменных материях, как деньги, будут встречены с неодобрением этими элегантно одетыми продавцами. Чтобы не уронить высокой самооценки, клиенту приходилось убеждать себя в собственной принадлежности к этому же миру, где деньги становились всего лишь деталью, столь же незначительной, как позже дата на выписанном ими чеке. И тогда они готовы были потратить больше. Чарльз Лампет был прежде всего деловым человеком и только потом – любителем искусства.

Он поднялся по широкой лестнице на второй этаж, обратив внимание на свое отражение в стекле под рамкой из багета. Галстук был аккуратно завязан в небольшой узел, воротничок сорочки накрахмален до хруста, костюм от лучшего портного с Сэвил-роу сидел безукоризненно. Жаль, он набрал столько лишнего веса, но все равно для своего возраста смотрелся вполне привлекательно. Чарльз инстинктивно расправил плечи.

А потом сделал еще одну отметку в памяти: эту раму следовало снабдить не бликующим стеклом. Оно прикрывало рисунок тушью, и тот, кто его так оформил, совершил очевидную оплошность. Лампет вошел в свой кабинет, где подцепил зонт к крюку вешалки для верхней одежды. Затем встал у окна и посмотрел на Риджент-стрит, прикурив первую за день сигару. Наблюдая за потоком транспорта, он мысленно составил список дел, предстоявших ему с этого момента и до первой порции джина с тоником в пять часов вечера.

Лампет повернулся, когда в кабинет вошел его младший партнер Стивен Уиллоу.

– Доброе утро, Уиллоу, – сказал он и сел за свой рабочий стол.

– Доброе утро, Лампет, – отозвался Уиллоу.

Они держались привычки обращаться друг к другу по фамилиям, хотя работали вместе уже шесть или семь лет. Лампет в свое время привлек к бизнесу Уиллоу для расширения масштабов деятельности «Белгравии»: Уиллоу удалось создать собственный небольшой салон только лишь на поддержке контактов с группой молодых художников, каждый из которых постепенно стал популярен. Как раз в тот момент Лампет стал замечать, что «Белгравия» не совсем поспевает за новыми тенденциями рынка, а Уиллоу сумел быстро найти способ угнаться за новомодными веяниями. Их партнерство складывалось успешно, несмотря на разницу в возрасте, достигавшую десяти или пятнадцати лет. Уиллоу обладал схожими с Лампетом художественными вкусами и деловой хваткой.

Уиллоу положил на стол папку и отклонил предложенную ему сигару.

– Нам надо поговорить о Питере Ашере, – сказал он.

– Ах, да! С ним что-то не так, а я пока понятия не имею, в чем проблема.

– Мы взяли его под свое крыло, когда обанкротилась галерея «Шестьдесят девять», – начал Уиллоу. – У них он примерно год приносил прибыль. Один холст ушел за тысячу. Цены на большинство остальных превышали пятьсот фунтов. Но после перехода к нам продались только две его картины.

– Быть может, мы неверно оцениваем его вещи?

– В тех же пределах, в каких он оценивался, продаваясь через «Шестьдесят девять».