Скандал в день свадьбы

Палата выглядела такой стерильной! Тара, к собственному удивлению, пожалела о том, что больничный магазин подарков уже закрыт; она могла бы купить красивую вазу с первоцветами, чтобы здесь стало уютнее.

Ребекка Кэмерон похлопала ее по спине:

— Подозреваю, что сейчас ему нужны только вы. — Ободряюще улыбнувшись, Ребекка оставила ее.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем медсестра и санитар вкатили в палату Оуэна на каталке. Он еще не совсем проснулся, его глаза то открывались, то закрывались.

Сестра устроила Оуэна поудобнее и поставила ему капельницу. Потом с улыбкой повернулась к Таре:

— Вы Тара?

Тара кивнула.

— Как только он начал выходить из наркоза, сразу спросил, здесь ли вы.

Тара подошла к кровати и осторожно взяла Оуэна за руку, он едва заметно сжал ее и еле слышно спросил:

— Тара?

— Я здесь, Оуэн, где же еще мне быть?

Сестра снова ей улыбнулась:

— Я скоро вернусь, чтобы проверить его показатели. Если хотите, можете остаться здесь с ним, я принесу вам стул.

— Хорошо, спасибо, когда у вас будет время. — Она подождала, пока сестра выйдет из палаты, и склонилась над Оуэном: — Как же ты меня напугал, большой храбрый идиот! Больше никогда так не делай!

Глаза у него снова открылись, хотя ей показалось, что зрачки расфокусированы.

— Признайся, мой мужественный поступок произвел на тебя неизгладимое впечатление?

— Скорее, до смерти напугал. Знаешь, мне вовсе не требовались доказательства твоей мужественности! Я не знаю человека мужественнее тебя.

— Что бы там ни думал мой отец?

— Теперь мы оба понимаем, что он глупец. Пора прекратить что‑то ему доказывать. — Она дотронулась до его щеки. — От страха за тебя я состарилась на десять лет, так что теперь ты мой должник.

Его пересохшие губы расплылись в кривой улыбке.

— Да неужели? И чем же я могу с тобой расплатиться?

Она склонилась еще ниже и понизила голос до шепота:

— Женись на мне!

Он с трудом пытался сосредоточить взгляд на ней.

— Ты что же, делаешь мне предложение?

— Ну да, предложение. — Тара взяла с тумбочки оставленный медсестрой рулончик пластыря и, оторвав кусок, обернула его вокруг безымянного пальца на его левой руке. — Видишь? Я даже кольцо припасла!

Он с трудом усмехнулся, поморщился, а когда заговорил снова, голос у него был хриплым, но веселым:

— Знаете, мисс Тара, это так неожиданно!

— Скажи «да», Оуэн!

— Да!

Он закрыл глаза. Она придвинула стул к его кровати и, счастливо улыбаясь, сжала его руку.

Оуэн проснулся от света; лучи солнца из окна падали ему на лицо, и у него заболела голова. Он застонал, повернул голову и очутился лицом к лицу с Тарой.

Она только начинала просыпаться, веки ее затрепетали. Она слегка вздрогнула, когда увидела, что он смотрит на нее, и смущенно рассмеялась:

— Доброе утро!

Он чуть повернулся и поморщился от боли:

— Кому доброе, а кому и не очень.

— Тебе очень больно? Хочешь я позову сестру?

— Пожалуйста, не надо. Она будила меня всю ночь.

Тара убрала волосы с его лица.

— Ладно тебе, лежебока! Последние два раза, когда она снимала показания, ты крепко спал. Зато я все видела. — Она потерла красные глаза. — Кажется, я бы спала целую неделю.

— Как ты уговорила полицейских разрешить тебе приехать сюда?

— Куинн напустил на них Тони Джаттину, и им нечем было крыть.

— Тони по‑прежнему нас защищает? — удивился Оуэн.

— Дело ведь еще не закрыто. — Тара осторожно дотронулась до его лица. — Вид у тебя ужасный.

— Спасибо. Ты даже не представляешь, как поднимают настроение такие слова.

— Я боялась, что потеряла тебя! — Ее пальцы легко касались его лба, они стали странно робкими, как будто она не знала, имеет ли право утешать его. — Когда я увидела, что он попал в тебя, я так испугалась!

— Со мной все хорошо. Все хорошо! — он накрыл ее руку своей и заметил кусочек пластыря, обмотанный вокруг его безымянного пальца, и вспомнил, как Тара держала его за руку и что‑то говорила о долге.

— Я люблю тебя, — прошептала она, наклоняясь и прижимаясь губами к его ладони. — Я так боялась, что больше не смогу признаться тебе в своих чувствах!

— Я и так все знаю. — Он слабо отмахнулся другой рукой и поморщился. У него болело все тело;

казалось, что его переехал товарняк. Зато в душе воцарился покой. Все теперь будет хорошо. Рана заживет, и они с Тарой снова будут жить.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Тара, прижимаясь щекой к тыльной стороне его ладони.

— Просто думаю о том, что наконец‑то все заканчивается. Правда выплывет на поверхность, и мы сможем снова вернуться к прежней жизни.

— Ты что‑нибудь помнишь из того, что было вчера ночью?

— Помню, как мы наткнулись на Верджила и Тая. Помню, как меня ранили. Потом кто‑то застрелил Верджила.

— Заместитель шерифа Траск. — Голос у нее дрогнул. — Младший брат Верджила.

Оуэн поморщился:

— Бедняга!

— А после этого что‑нибудь помнишь?

— Как ты держала меня за руку. Меня везли на каталке… Много света, а потом — ничего. — Он прищурился: — Я что‑то упустил?

— Кое‑что, — с кривой полуулыбкой ответила она.

— Помню, что видел тебя после операции, — продолжал Оуэн. — Если ты на это намекаешь.

— Да, я ждала, когда тебя переведут в палату.