– О нет, ни за что, – прошипела она. – Со мной тебе не удастся разыгрывать хозяина! – Она ударила его кулачком в грудь и холодно проговорила: – Немедленно отпусти.
– И не подумаю, – ответил Лонгмор с таким же холодом в голосе.
Софи стала вырываться.
– Отпусти. Или я закричу.
– Не закричишь. – Он поцеловал ее, но без нежности, скорее с гневом и раздражением. Потому что именно гнев и страх терзали его весь этот день.
Софи снова принялась вырываться, но губы ее сдались задолго до того, как обмякло тело. А Лонгмор, опустив ее на диван, поднял голову и объявил:
– Я ухожу.
– Прекрасно. Давно пора. – Зашуршав атласом, Софи приподнялась.
– Прощай, – обронил граф. И сбросил с себя сюртук. – Я никогда не вернусь.
– «Никогда» – это слишком скоро, – отрезала Софи.
Лонгмор развязал галстук.
– Между нами все кончено.
– Я покончила с тобой сто лет назад.
Он принялся расстегивать брюки. Не спеша. Сначала одну пуговку, затем вторую, третью…
Она смотрела на него, чуть опустив ресницы. Наконец вымолвила:
– Нет, никогда, никогда, понял?!
– Я даже не раздену тебя! Стоит ли трудиться?
– Ты недостоин видеть мое прекрасное тело! – закричала Софи.
– Ну, не такое уж прекрасное, – усмехнулся Лонгмор.
– Куда прекраснее твоего! Которое я, кстати, не желаю видеть! Никогда больше. Особенно ТУ его часть. – Ее взгляд скользнул к брюкам Лонгмора, распираемым возбужденной плотью.
Софи не знала разницы между ссорой и постельной битвой (впрочем, в данный момент и он этого не знал), поэтому отодвинулась от графа подальше. Но он схватил ее за ноги и потянул на себя. Затем навис над ней и подложил ей под голову бархатную подушку.
– Я не позволю! – закричала Софи. – Ты невыносим! Самый глупый, самый бесчувственный болван, осквернивший землю своим появлением на свет!.. Ты…
Тут Лонгмор наклонив голову, впился жадным поцелуем в губы Софи. Его смятение при этом никуда не ушло, просто значило все меньше – он устал думать и терзаться. Софи, конечно, тоже была раздражена. И он совершенно не понимал, в чем причина произошедшего, но сейчас это не имело особого значения.
Софи вцепилась ему в плечи и попыталась оттолкнуть. Но разве она могла тягаться с ним силой? С таким же успехом могла бы сражаться со скалой…
Внезапно руки ее скользнули к его горлу. И сжали. Словно она решила его задушить.
Но уже в следующее мгновение Софи вдруг чуть приподнялась, обняла его – и увлекла за собой. И он, покорно упав на нее, вдохнул аромат Софи и услышал тихий шелест атласа и шорох нижних юбок – восхитительную музыку ее платья. Он провел ладонями по ее плечам и по холмикам грудей, пытавшихся вырваться из низкого выреза. Софи со вздохом выгнулась ему навстречу – и послала к черту. А он сунул руку в вырез платья и стал мять шелковые груди. Она извивалась под ним, бесстыдно приподнимая бедра с нескрываемым возбуждением. Да-да, с явным и нескрываемым!
Гарри стал целовать ее шею, груди и плечи, а она со сладострастными стонами объясняла ему по-французски, как он отвратителен, порочен и развратен, и говорила, что никогда и ни за что не отдастся ему, сколько бы он ни умолял…
Тут граф задрал ее юбки – верхние и нижние – и пробормотал по-французски, что она невозможна, невыносима, что он не желает иметь с ней ничего общего.
– Я ухожу и никогда не вернусь, – проворчал он, устраиваясь между ее ног.
– Прекрасно!.. – простонала Софи. – Не могу этого дождаться!
Он сунул пальцы под ее корсет, к завязкам у талии. Развязывая тесемки, заявил:
– Даже вспоминать тебя не буду.
– А я уже тебя забыла!
Он стащил с нее панталоны. Подвязки оказались такими же розовыми, как платье. Он развязал их. Погладил бархатистые бедра, затем положил ладонь на мягкий отливавший золотом холмик.
– Вот это мое.
– Никогда!
– Мое, мадам. О, простите, мисс Нуаро. Софи…
Лонгмор снова принялся ласкать ее, и она затрепетала. А с губ сорвался звук, показавшийся ему знаком согласия. Но тут Софи вдруг выгнулась навстречу его руке и буркнула:
– Глупец.
– И все же я точно знаю, что делать в подобной ситуации, – пробормотал он, вновь коснувшись пальцами ее лона. Она была влажной, готовой к вторжению.
Гарри шумно выдохнул. Они оба были разгорячены. И словно обезумели. Но все-таки он по-прежнему ласкал ее и медлил – как будто наказывал себя за что-то.
А Софи все больше возбуждалась, и из горла ее то и дело вырывались хриплые стоны. Внезапно ее пальцы сомкнулись на его отвердевшей плоти, и она промурлыкала:
– Быстрее, милорд. Несносный ты человек…
Гарри почувствовал, как кровь закипает в жилах, и стремительно вошел в нее. После чего вдруг рассмеялся, торжествуя. Сжимая прелестную попку Софи, он стал яростно вонзаться в нее снова и снова. И с каждым новым выпадом мысленно твердил: «Моя, моя, моя…»
И Софи была столь же неистова – ею владело одно лишь алчное желание, и она отдавалась любовнику яростно и безоглядно, раз за разом устремляясь ему навстречу. Ритм их соития все учащался и становился все яростнее; мыслей же не существовало вовсе – было только «здесь и сейчас».