Кливдон-Хаус был достаточно велик, так что тетушки герцога, приезжавшие в Лондон на короткое время и не желавшие открывать свои городские дома, останавливались не в отеле, а у племянника. А недавно они примчались к нему, чтобы воспрепятствовать свадьбе, которая, как они заявляли, станет совершенно шокирующим мезальянсом. Но ни одной знатной даме, даже королеве, было не под силу тягаться с сестрами Нуаро и их секретным оружием — шестилетней дочерью Марселины Люси Корделией. Поэтому уже через несколько часов тетушки выбросили белый флаг и теперь искали способ сделать Марселину респектабельной; они искренне верили, что смогут представить ее королеве. Но Софи отнюдь не была уверена, что это поможет «Мэзон Нуар», — напротив, подозревала, что это лишь подольет масла в огонь ненависти леди Уорфорд.
— Всё еще здесь, по-моему, они не могут заставить себя уехать, — со вздохом ответил Кливдон.
Тут Марселина поднялась, и все остальные последовали ее примеру.
— Мне лучше уйти, прежде чем тетушки спустятся, — решила она. — Они никак не смирятся с тем, что я желаю продолжать работу.
— А это означает, что они действуют вам на нервы еще больше, чем мне казалось, — улыбнулся Лонгмор. — Ох, как я вас понимаю!.. — Он почтительно поклонился.
Софи невольно вздохнула. Этот человек, который мог заполнить дверной проем и, казалось, царил в комнате, был сейчас взъерошен и помят, но все же кланялся с грацией настоящего денди. О, как же он раздражал ее своей пиратской внешностью, прямо-таки излучавшей жизненную энергию! Увы, Софи чувствовала, что ее все сильнее влекло к этому «пирату». И если он вдруг обнаружит эту ее слабость… О, тогда она пропала!
Софи изобразила реверанс и, взяв сестру за руку, сказала:
— Да, верно, нам лучше не медлить. Я обещала Леони, что задержусь не больше чем на полчаса. — С этими словами она подтолкнула сестру к выходу.
Лонгмор смотрел им вслед, вернее, наблюдал за Софи, симпатичным сгустком энергии и изобретательности.
— Работа?.. — Он сокрушенно покачал головой, когда дамы ушли. — Не примите за неуважение к вашей супруге, но они безумны.
Герцог пожал плечами.
— Это зависит от точки зрения…
— И все же я не понимаю… — пробормотал граф. — Ведь они могли бы закрыть магазин и жить здесь. У вас комнат вполне хватает. Да и денег тоже. Зачем им кланяться и лебезить перед клиентками?
— Страсть, — пояснил Кливдон. — Работа — их страсть.
Но Лонгмор не совсем сознавал, что такое страсть. Более того, он был твердо уверен, что никогда ее не испытывал, поскольку в последний раз страдал из-за женщины в восемнадцать лет. Но его ближайший друг Кливдон все это прекрасно знал, поэтому граф ничего не сказал. Снова покачав головой, он подошел к буфету и наполнил тарелку яйцами и огромными ломтями бекона. После чего отнес все к столу и, усевшись, принялся за еду.
Гарри всегда считал дом Кливдона своим, и хозяин не раз заверял, что так будет и впредь. Что ж, герцогине он, похоже, нравился. А вот средняя сестра, блондинка, та готова была пристрелить его, что делало ее еще более интересной и привлекательной.
Именно поэтому он ждал и наблюдал за ней. И именно поэтому последовал за ней этим утром от «Мэзон Нуар» до Чаринг-Кросс. Увидев же в ее руке газету, тотчас понял, что это «Фоксиз Морнинг Спектакл» — листок, попадавший на улицы города и в грязные лапы продавцов газет ранее изданий конкурентов и, как правило, содержавший свеженький скандальчик. Хотя многие развлечения бомонда не начинались раньше одиннадцати вечера и заканчивались перед рассветом, Фокс неизменно начинял свой листок подробностями о том, что произошло всего несколько часов назад. Все признавали это большим достоинством издания, поэтому многие представители высшего общества регулярно читали скандальный листок.
Сгорая от любопытства — ему хотелось узнать, что привело Софи в Кливдон-Хаус в столь ранний час, — граф купил газету у оборванца, торчавшего на углу, и немного задержался, чтобы просмотреть листок. Он уже был знаком с «почерком» Софи и сразу понял, что это именно она организовала скандал с Шериданом. Но каким образом?.. Многое в ней он находил интригующим — начиная с походки. У нее была осанка, как у леди, и все же в ее покачивавшихся бедрах было нечто… не очень-то приличное. И это еще больше интриговало.
— Я женился на Марселине, зная, что она никогда не окажется от работы, — продолжал Кливдон. — В противном случае она ничем не отличалась бы от остальных. И не была бы той женщиной, которую я люблю.
— Любовь… — вздохнул Лонгмор. — Скверная штука…
— Когда-нибудь любовь придет и к тебе. Придет — и собьет с ног, так что плюхнетесь, сэр, на собственный зад. — Кливдон улыбнулся. — И вот тогда я над вами посмеюсь.
— Для этого любви придется немало потрудиться, — заверил друга Лонгмор. — Я не такой чувствительный, как ты, Кливдон. Если любовь пожелает меня сцапать, ей придется не только сбить меня с ног, но и связать, а потом измочалить до полусмерти. Да еще и выбить из головы то, что некоторые оптимисты называют мозгами.