Скандальная репутация

Перед мысленным взором Люка промелькнул образ Роджера Сент-Обина. Его пресыщенный кузен – троюродный или четвероюродный – был следующим в списке претендентов на герцогский титул. Люк никогда всерьез не рассматривал возможность своей смерти раньше бабушки. Он будет проклят навеки, если позволит этому женоподобному бездельнику завладеть состоянием и заточить бабушку в какую-нибудь вдовью развалину, расположенную на краю земли, да еще с нищенским содержанием. В последний раз он встречался с кузеном, когда тому было пятнадцать лет. Юный хлыщ своими выходками довел-таки своего слабовольного отца до могилы. Перед тем как закончился один из самых долгих дней в его жизни, Люк мимолетно удивился абсурдности своих последних мыслей на этой земле. Почему-то на пороге небытия ему вспомнился никчемный дальний родственник, а не обаятельная Розамунда Берд в пароксизме страсти. Очевидно, у Всевышнего больше чувства юмора, чем он раньше считал. Тогда, возможно, и для его души еще не все потеряно.

Мягкое забытье поглотило его, несмотря на отчаянные попытки удержаться на поверхности.

Люк проснулся, совершенно сбитый с толку. Он понятия не имел, сколько спал – час или две недели. Он даже не понял, где находится, и всем сердцем пожелал, чтобы в руках немедленно появилась свеча, поскольку ничего не мог рассмотреть в окружающей его кромешной тьме. Выругавшись, он нащупал прикроватный столик, убедился, что ноги его слушаются, спустил их с кровати и попытался встать. Голова закружилась так сильно, что он был вынужден снова сесть.

– Люк, – прошептал хриплый женский голос совсем рядом с ним.

Он пошарил вокруг – никого.

– Розамунда?… – сипло спросил он.

– Слава Богу, – прошептала она. Он почувствовал, что край кровати прогнулся под ее тяжестью. Женщина села рядом и взяла его за руку.

– Как долго я был…

– Около двух дней.

– Ата… – Его сердце ухнуло куда-то вниз.

– Ей намного лучше, – сказала Розамунда. – Я только что от нее. Теперь мы все беспокоимся о тебе. Несколько раз приходил доктор. Ты все время дрожал, но лихорадки не было.

– Ты все время была со мной. – Это был не вопрос, а констатация факта. Ответ Люк и без того знал. У него снова закружилась голова, и он бессильно откинулся на подушки.

Розамунда тронула лоб больного.

– Кажется, ты говорила, что плохая сиделка.

– Так и есть. До тебя я ухаживала только за одним больным, но он умер.

Ее жалкий муж. Люк с радостью засмеялся бы, если бы был в силах. Он чувствовал себя так, словно побывал в адском пламени, опалившем каждую частичку его кожи. Он потянулся за стаканом с водой, который всегда стоял на прикроватном столике.

– Вот он, – мягко сказала сиделка и вложила в его руку стакан.

Герцог выпил воду жадными глотками.

– Зажги, пожалуйста, свечу, – попросил он.

В комнате повисла гнетущая тишина. Такое обманчивое спокойствие впивается в мозг острыми когтями.

– Розамунда? – Почему она не выполняет его просьбу? Почему не хочет откинуть густую вуаль ночи?

Почувствовав слабое дуновение воздуха, Люк инстинктивно протянул руку и схватил женщину за запястье.

– Розамунда, в чем дело?

– Люк, закрой, пожалуйста, глаза. Я совсем забыла. – В ее словах звучала откровенная паника. – Доктор… Он сказал, что тебе необходимо закрывать глаза, потому что они будут слишком чувствительны к свету.

– Ты лжешь! Зажги свечу!

– Позволь мне…

Его лица коснулась какая-то мягкая ткань, которую он грубо сбросил.

– Даже не думай… Зажги свечу, я сказал! – Он потянулся к прикроватному столику и обрадовался, нащупав знакомый предмет.

– Но сейчас середина дня, – сказала Розамунда, и ее голос сорвался. – Нет никакой необходимости в свече. В комнате светло.

От липкого мертвящего страха кровь застыла у него в жилах. В животе стало холодно.

– Я ни черта не вижу, – пробормотал он, и его обожгла страшная правда.

Он ослеп.

– Скажи мне, только очень точно, что именно говорил доктор. И если у тебя есть намерение что-то скрыть, лучше хорошенько подумай.

– Он не знает, – поспешно заговорила Розамунда, – что это за болезнь. Похоже, у всех заболевших одинаковые симптомы, но есть некоторые различия.

– Какие? – Теперь Люк почти кричал, кровь стучала у него в ушах.

– Ата еще слаба, но быстро поправляется. Она чувствует покалывание в руках и говорит, что у нее шатаются зубы. Лихорадки не было ни у кого. Это определенно не чума. Помощница кухарки уже почти на ногах.

– Кто-нибудь еще ослеп? – отрывисто спросил он.

– Нет, – едва слышно прошептала она.

– Черт бы тебя побрал, Розамунда! Если уж я не вижу, неужели ты не можешь, по крайней мере, говорить так, чтобы я слышал?

– Нет, никто не ослеп, – повторила она, на этот раз громче, – хотя у меня нет сообщений от соседей, которые тоже заболели. Если скажешь, я отправлю к ним кого-нибудь или поеду сама.

– Поезжай. – Он отвернулся. – Нет, постой. Пусть Грейс напишет письмо, а Брауни… кстати, он еще здесь?

– Да, конечно.