Он взял пузырек и стал внимательно изучать этикетку, но она выхватила его.
— Это от желудка, ясно? Именно поэтому я здесь, а не в Перу!
— Перу? — переспросил он.
— Рио. Перу. — Шеннон пожала плечами. — Какая разница? Тебя не интересует, где я была все это время, что делала. Тебя волнует только, не пронесла ли я чего на твою драгоценную лодку.
Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Но разве он мог сказать ей об этом?
— Извини, я ошибся, — сказал Кейн, закидывая вещи обратно в сумку.
Шеннон отобрала ее.
—Я думаю, извинение — самое малое, что ты можешь сделать. — Краска залила ее щеки. — Меня, конечно, не считают образцом добродетели, но мне плевать на чье-либо мнение. Я не увлекаюсь наркотиками, чужими мужьями и прочим. Я ценю свое собственное тело!
Похоже на намек, Кейн окинул взглядом ее стройную фигуру, тонкую талию, которой позавидовали бы многие женщины, плоский живот, нежные изгибы бедер. Ему захотелось обнять Шеннон, притянуть к себе, как тогда, на улице, когда ее ранили, но только не для того, чтобы защитить, а чтобы почувствовать теплоту ее тела, шелк ее кожи.
Чтоб ее! Он думал как влюбленный подросток. Кейн прогнал эти мысли, взял со стола маленькую красную книжечку и подал ей.
— Ты всегда носишь с собой паспорт?
— Мой дом несколько раз грабили, — уже более спокойно сказала она. — С тех пор я ношу его с собой.
— Мне кажется, тебе лучше прилечь. — Кейн повел ее в одну из кают. — Отдых тебе не помешает.
Каюта, так же как и салон, была обставлена дорого и со вкусом. Большая двуспальная кровать, белого цвета мебель. За стеклянными дверями виднелась душевая кабинка.
— Если хочешь, прими душ. Потом я принесу тебе чаю.
Кейн подумал, что она выглядит как бродяжка, в своих драных штанах и майке со смешным слоганом. И это наследница многомиллионной компании! Правда, она не имеет ни малейшего представления о трудностях, которые переживает компания. Девушка знает лишь то, что она дает ей беспечную, роскошную жизнь.
— Ты сказала, что не увлекаешься чужими мужьями...
— Извини? — не расслышала она.
— Я про чужих мужей.
Шеннон вопросительно на него посмотрела, нахмурилась. Кейн пожалел, что заговорил об этом. Зачем — он и сам не знал. Чтобы напомнить самому себе о том, как она опасна? Чтобы защитить себя от нее? От этой девочки?
— Ах, ты про это! — наигранно весело сказала Шеннон. — Глупо было бы наступать на одни и те же грабли во второй раз.
Он не мог сдержать рвущуюся с губ колкость:
— Поэтому ты спрашивала, не женат ли я? Да, Шеннон?
Когда за ним закрылась дверь, она еле удержалась, чтобы чем-нибудь не кинуть в нее. Да, когда-то она совершила ошибку. Но зачем же все время об этом напоминать?
Почему Кейн до сих пор обращается с ней как с маленькой, глупенькой «богатой сучкой»? Она впервые за долгое время пожалела о той репутации, которую сама себе нечаянно создала и из-за которой уехала из Англии. Но не в испорченной репутации было дело, а во мнении Кейна о ней. Именно оно ранило ее больше всего.
Шеннон кинула сумку на кровать, открыла стеклянную дверцу. Оценив отделанный светло- зеленым мрамором, с отличной сантехникой душ, девушка блаженно улыбнулась. Уже давно она не видела подобной роскоши, добровольно отказавшись от всего этого, предпочтя золотой клетке свободу. Она бежала от слухов и сплетен газетчиков, от диктаторства отца, от его вечного недовольства ею, чтобы начать новую жизнь.
Убедившись, что Кейн не пользовался этим душем, Шеннон облегченно вздохнула и полностью расслабилась, чего не могла сделать в его присутствии. Она повернула кран и плеснула воду себе в лицо, мечтая смыть все воспоминания...
Ей было всего девять, когда умерла ее мать. Простая прогулка верхом на лошади обернулась трагедией для всей семьи. Ранульф не знал, что делать со своей не по годам развитой дочерью. Жизнь Шеннон превратилась в череду дорогих школ-интернатов и заграничных поездок на каникулах. А ведь все, что ей было нужно, — это отцовская любовь и привязанность. Но Ранульф был слишком занят своими делами, чтобы уделить ей хоть немного времени. Вместо этого он баловал ее дорогими подарками. Спортивные машины. Эксклюзивные украшения. Одежда. Все, что она могла только пожелать. Но Шеннон не задумываясь отдала бы это за одну лишь возможность поговорить с отцом о своих мечтах, стремлениях, за то, чтобы он воспринимал ее серьезно. Но Ранульф был не из тех, кто привык слушать кого-то, кроме себя.