Больше мы к этой теме не возвращаемся. Меня отводят в операционную, переодевают. С каждой минутой волнение становится все больше.
Перед глазами снова то сообщение, а в груди — страх, леденящий душу. Я должна успеть. Должна все исправить.
Забираюсь на гинекологическое кресло, а у самой руки трясутся. Здесь довольно прохладно, и я списываю свое состояние на то, что мне просто холодно. Мысленно твержу, что все пройдет хорошо. Что я все сделала правильно. Что ради сохранения семьи я должна пройти через это.
Медсестра подходит справа и укладывает мою руку на подставку.
— Сейчас я вам поставлю катетер, чтобы…
В этот момент я слышу грохот. Испуганно приподнимаюсь и оборачиваюсь — дверь оказывается раскрытой нараспашку, а на пороге стоит мой муж…
— 35 Аиша —
— Отошла от нее! — рявкает Таир на медсестру. Девушка бледнеет и действительно отступает. — И шприц убрала!
Таким злым я его не видела никогда.
В глазах — тьма. Настоящий ураган, который не пощадит никого.
Он делает всего шаг ко мне, но меня будто сносит этой волной ярости.
— Таир, пожалуйста, подожди! — позади мужа стоит мама. Бледная, испуганная.
Убираю ноги с подставок, сжимаюсь, готовясь к тому, что сейчас будет.
“Не успела… Я не успела все исправить”, — бьется в голове одна и та же мысль.
— В — вы что здесь делаете? — заикаясь, спрашивает медсестра. — Сюда нельзя посторонним.
— А я ее муж! Что здесь происходит?!
— Процедура… Мы готовимся к процедуре, — блеет девушка.
— Какой, на хер, процедуре?! Она давала согласие?
Медсестра смотрит на меня ошарашенно. В ее глазах такой страх, что я ее понимаю. У меня такой же. Салманов в гневе выглядит пугающе.
— Да. Согласие на аборт подписано у Арины Игоревны и…
— Что?..
Беспомощно смотрю на мужа. Какой аборт? Да разве я могла на такое пойти?
— Это какая — то ошибка, — бормочу, испуганно мотая головой. — Нет, мне должны были удалить полипы, или как — то так. Не может быть. Не может… Аборт — это грех… Я бы никогда… Никогда…
— Аиша! — вздрагиваю, как от удара.
Муж стоит рядом. Медсестры уже нет, а я сижу на кресле, обхватив себя руками.
— Я не соглашалась на аборт, — скулю, словно побитая собака. — Я даже не беременна! Как это может быть?
Тяжелый взгляд Таира мешает мне дышать полной грудью. Он смотрит так, будто разочарован во мне. И это ядом разливается в груди.
— Ты беременна, Аиша. И если бы ты удосужилась рассказать мне, куда намылилась, то узнала бы об этом.
— Таир, послушай, она не виновата, — вступается за меня мама. — Нам сказали, что у нее…
— Наима! Выйдите из палаты. Или клянусь, я выведу вас силой!
— Она моя дочь!
— Нет. Она — моя жена. Она носит мою фамилию. И она едва не убила моего ребенка, — чеканит Салманов. — Еще нужны причины, чтобы объяснить, насколько я в бешенстве сейчас?
— Мы не знали о том, что Аиша в положении. Арина Игоревна не сообщила.
— Потому что ее цель была — сделать аборт! — рявкает он так, что я вздрагиваю, сжимаюсь еще сильнее и всхлипываю. Это такие ужасные слова. Ужасные…
— Не может быть, — шепчет мама. Ее голос звучит так тихо на контрасте с тем, как говорит мой муж. — Она же проверенный врач. Я сама у нее столько наблюдаюсь. Это какая — то ошибка! Она не могла!
— Ошибку вы обе едва не совершили, скрыв от меня то, что затеяли! И поэтому сейчас я хочу поговорить со своей женой наедине. Это ясно?
Мама опускает голову, сникает.
— Ясно, — тихо отвечает. Затем поднимает на меня глаза. — Я буду в коридоре, дочка. Не плачь.
Подходит ближе, сжимает мои руки и вытирает слезы. После чего выходит за дверь.
Таир мрачно смотрит на меня. Его густые темные брови сдвинуты так, что между ними появляется морщинка. Смотрю на него, а у самой внутри все замирает от того, какой приговор я сейчас услышу.
— А теперь с самого, блядь, начала, Аиша. Как ты додумалась у меня за спиной подписывать какие — то бумажки?
— Это долгая история…
— Я уже никуда не тороплюсь, — жестко припечатывает муж. — Ты уже меня выдернула своей выходкой. Теперь я хочу знать, как так вышло, что моя жена собиралась что — то с собой сделать, а я даже не в курсе. Похоже, не такая уж ты послушная и правильно воспитанная, да?
Лучше бы он меня ударил, чем вот так, словами.
Опускаю взгляд на руки. Мысли расползаются. Я никак не могу осознать, что все мои страхи позади. Что я, и правда, стану мамой. Это робкое чувство и радость никак не пробьются сквозь толщу страха и ужаса, в которые я сейчас завернута как в саван. Но теперь, когда все вскрылось, я больше не могу скрывать правду. Я и так долго мучилась, что не могла рассказать. Поэтому собравшись с духом, озвучиваю Таиру все, как было:
— После того как состоялась наша с Арсеном помолвка, мы с мамой были у врача. Гинеколога. Так вышло, что мне поставили диагноз, который все равно что приговор — я не смогу забеременеть. Узнала я это, случайно подслушав разговор мамы с врачом. Испугалась и расстроилась. Тогда мы очень близко дружили с Мадиной. И я поделилась с ней своей бедой.
— Дальше, — рубит муж холодным тоном. Он стоит рядом, возвышается надо мной, словно палач, который готов в любой момент привести приговор в действие.