Скандальная жизнь настоящей леди

Ценность Симоны в качестве невесты больше не имела значения; ее больше волновало, как обеспечить себе следующий прием пищи. У нее больше не осталось ничего, чтобы можно было продать: ни драгоценностей, ни книг, ни модных тканей – только себя. И время истекало. Не только подходил срок уплаты месячной арендной платы и взноса за обучение ее брата, но также утрачивалась ее внешность и юность. В двадцать два года Симона была слишком стара для бизнеса, в котором ценились девочки из деревни со свежими личиками; беспокойство и голод не улучшили ее внешний вид. Настало время решить: сейчас или никогда, сделать или умереть. Тогда ее брат, Огюст, умрет вместе с ней; по крайней мере, погибнут его шансы на лучшую жизнь. Приговорить Огюста к невежеству и бедности? Она не сможет этого сделать, какова бы ни была цена.

Ее полуфранцузская мать вскрикнула бы и начала рвать на себе одежду. Отец-англичанин бушевал бы и вопил. Но это они покинули ее – ненамеренно, конечно же; никто не мог предвидеть несчастный случай во время верховой прогулки или эпидемию инфлюэнцы, что соответственно унесло их – оставив девушку без опекуна, без приданого, без счета в банке. Родственники ее матери, вероятно, погибли во Франции; семья ее отца выплачивала ему ежегодную ренту, чтобы тот держался от них подальше после досадного мезальянса с нечистой кровью. Переводы от Райлендов закончились со смертью папы без какого-либо подтверждения, кроме сообщения из банка о прекращении платежей. Единственным наследством, которое оставили ее родители, были медицинские счета и маленький мальчик. Симона продала их дом, затем книги отца и одежду и безделушки матери только для того, чтобы отправить Огги в школу-интернат, чтобы тот смог поступить в университет и стать кем-то, все равно кем. Симона надеялась, что брат выберет юриспруденцию, так как она потеряла уважение к церкви и боялась его перспектив в армии.

Она знала, что Огги мгновенно вступил бы в армию. Он выпятил бы свою тощую грудь и запретил бы ей вступать на путь греха, а затем попал бы под пулю. Или нанялся работать на завод и умер бы, запутавшись в механизме машин.

Но Симона поклялась матери заботиться о нем. Кроме того, практичная часть ее натуры напоминала, что его жертва нисколько не поможет ей. Склонный к наукам мальчик никогда не сможет заработать достаточно, чтобы содержать их обоих, даже работая в качестве клерка в каком-нибудь мрачном офисе. А она сможет, если пожертвует своей честью, надеждами на замужество и чувством собственного достоинства. Если трезво смотреть на это – к чему поощрял ее голод – то Симона знала, насколько ей повезло, что она так долго сумела сохранять свою девственность. Рано или поздно какой-нибудь хозяин или клиент, или случайно встреченный незнакомец поймает ее в темном углу просто потому, что она беззащитна и слишком слаба, чтобы защитить себя, несмотря на длинную булавку для шляпы, украшающую ее ридикюль. В самом деле, даже мистер Фордайс, жилец со второго этажа, приставал к ней на лестнице, когда полагал, что их домохозяйка не видит этого. Миссис Олмстед говорила, что он – что-то вроде специалиста по финансовым вопросам, делает инвестиции и пожинает прибыль. Симона считала необычным, если не пугающим то, что жилец никогда не разговаривал и не улыбался, и всегда носил черный вязаный шарф вокруг шеи, даже когда погода была теплой. Мысль о возможности стать его жертвой, заставила Симону содрогнуться даже сейчас, когда ярко светило солнце.

Нет, лучше она продаст свою девственность, чем позволит какому-то негодяю украсть ее у себя. Она хотя бы сможет получить прибыть от ее потери.

К тому же ее деградация не будет длиться вечность. Что ж, Симона предположила, что ее умышленное моральное падение будет непоправимым, но это новое занятие будет продолжаться только до тех пор, пока Огюст не станет поверенным, возможно, со временем даже адвокатом, способным уберечь их обоих от работного дома. По крайней мере, брат станет достаточно респектабельным и передаст Райлендам, чтобы они убирались к дьяволу.

Именно туда сейчас и направлялась Симона, прежде чем успеет струсить.

К счастью, дорога к гибели начиналась поблизости.