Скандальное лето

Элизабет Чаддерли умело скрывала свою стойкость и отвагу. Но теперь Майкл отчетливо видел истинную суть этой женщины за внешней мишурой, за оборками, кружевами и зелеными кошачьими глазами. Из нее вышла великолепная помощница, собранная, неизменно приветливая, неутомимая. «Скажите, что я должна сделать», — спокойно спрашивала она ночь за ночью.

Их окутывала вечерняя тьма, и у Майкла вдруг возникло странное чувство, что он никогда по-настоящему не видел Элизабет.

Он кашлянул, прочищая горло.

— А вы? Как вы, мисс Найтингейл?

Она тихонько рассмеялась.

— Боже мой, лестно слышать такое, мистер Грей. В особенности от человека, чье имя отныне станут поминать в молитвах все члены семьи Брауард.

— Отличная новость. Надеюсь, мне это зачтется.

Миссис Чаддерли удивленно склонила голову набок.

— Это первая шутка, которую вы позволили себе за все минувшие дни.

— Вы уверены, что это шутка? — спросил Майкл и добавил, не дожидаясь ответа: — Я всегда так глубоко погружаюсь в работу, что не замечаю ничего вокруг. — Отчасти поэтому он никогда не поддерживал дружеских отношений с дамами-благотворительницами, патронировавшими больницу. За работой все его очарование пропадало. Хотя, возможно, будь лондонские леди-патронессы столь же умелыми и милыми, как эта… — И я вовсе не хотел вам польстить, — добавил он. — Вы вправду очень мне помогли. Думаю, вы и сами это знаете.

— Спасибо. — Элизабет нерешительно помолчала. — Интересно, вы…

В отдалении вновь послышался грохот. Майкл и миссис Чаддерли повернули головы в сторону шума.

— Это уже не в первый раз, — заметил доктор. — Я начинаю опасаться, что произошла авария на шахте, и в таком случае…

Он осекся, услышав смех Элизабет.

— О нет. Это фейерверк. Господи, как я могла забыть? Завтра же день летнего солнцестояния!

— Фейерверк по случаю этого дня?

Элизабет посмотрела на Майкла.

— Мы называем его Галан. Неужели вы никогда не видели наших празднований? Хотя, конечно, нет, ведь вы же дикарь северянин. — В ее голосе еще звучал смех, превращая насмешку в дружеское подтрунивание. — Хотите взглянуть? Вы сможете написать домой о наших южных варварских обычаях.

Они оба смертельно устали. Им требовалась пища и сон. Обычно после успешных трудов Майкл предпочитал наслаждаться одиночеством.

Но Элизабет стояла так близко, что исходившее от нее тепло, казалось, таило в себе приглашение. От нее пахло мылом, которым она терла руки каждый раз, приближаясь к кровати миссис Брауард. Это был самый обычный запах, Майкл знал его лучше всякого другого. И все же ее кожа придавала мылу особый аромат… вызывая желание сделать глубокий вдох и шагнуть ближе.

— Боюсь, мое общество не доставит вам удовольствия, — произнес он, чувствуя себя до странности неловко. Он вовсе не был уверен, что сможет вернуться к той игривой легкости, что возникла между ними до проклятой благотворительной ярмарки. Майкл умел соблазнять женщин. Но Элизабет на удивление быстро превратилась в его коллегу. Уважение редко соседствует с вожделением.

— Я знаю, вы устали, — сказала она. — Мы можем доехать до Босбри в экипаже. Вам хватит на это сил?

О, его тщеславие нисколько не устало: Майкл скорее умер бы, нежели признался, что не осилит вечернюю прогулку, включающую альпинистское восхождение.

— Конечно, — отозвался он, — Итак, в путь.

Экипаж катился по дороге в сторону деревни. Майкл сидел напротив Элизабет. Она смотрела в окно, фонарь кучера высвечивал сквозь стекло ее точеный профиль. Колеса грохотали по твердой земле, карету слегка потряхивало, и Майкл, удобно раскинувшись на мягких, обитых плюшем подушках, наслаждался тряской.

Он так бы и ехал всю ночь, глядя на Элизабет сквозь приятную ленивую дрему. Пожалуй, ни с одной другой женщиной молчание не доставляло ему такого удовольствия. Миссис Чаддерли как-то раз призналась, что чувствует то же.

— Смотрите! — воскликнула она, когда карета замедлила ход. — Шествие.

Свет за окном кареты внезапно вспыхнул ярче, подчеркнув красоту Элизабет. Теперь можно было различить прелестный локон у нее на виске, выбившийся из прически, и маленькую родинку на правой скуле, похожую на очаровательную мушку, которыми украшали себя красавицы минувшего столетия.

Откашлявшись, Майкл посмотрел, куда указывала его спутница. Вдоль обочины тянулась вереница юношей; они несли горящие факелы, держа их высоко над головой.

— О Боже, — изумился Майкл. — Отдает средневековьем.

Элизабет с улыбкой прижала ладонь к стеклу. В ответ послышались крики, участники процессии замахали факелами, рисуя в воздухе круги. Огненные дуги ослепили Майкла, заставив зажмуриться. В черноте на мгновение перед глазами его мелькнула перевернутая восьмерка — символ бесконечности.

Элизабет постучала в окошко кучеру.

— Отсюда пойдем пешком, — предупредила она. — Иначе мы помешаем шествию.

Они вышли из кареты, окунувшись в теплую темноту ночи. Процессия, двигавшаяся проворно, уже успела уйти довольно далеко. Майкл и Элизабет медленно направились следом. В отдалении звучали цимбалы и дудки, слышались приветственные возгласы толпы.