– Благочестива ли я? Надеюсь, я верная прихожанка, но на благочестие не претендую. И вам уже известно, что я далеко не консервативна, ваша светлость. Но так как я не замужем, никто не знает, какая из меня выйдет жена и буду ли я похожа на мать.
Они дошли до фонтана, и она присела на бортик. Опустила руку в воду и стала ждать, когда рыбки приплывут и начнут покусывать ее пальцы в надежде на угощение. Вдалеке разносился детский смех, и над всем этим великолепием плыли звуки сонаты.
– Кто это играет? Весьма неплохо. – Герцог прислонил трость к бортику, встал рядом и посмотрел в сторону башни.
– Это моя подруга. У нее нет дома инструмента, поэтому она пользуется нашим.
Остальные уже тоже там, в Девичьей башне, как однажды назвал ее мистер Хоскинс. Люси играет на пианино; Мелисса, с испачканными чернилами пальцами, корпит над романом; Пруденс сидит, уткнувшись носом в греческую грамматику; а Джейн рисует либо пейзажи, либо свою подругу. Слава богу, дверь, ведущая наверх, надежно заперта.
– Очень щедро с вашей стороны. И подруга молодец, пользуется предоставленной возможностью. – Он надолго умолк. Верити удивленно посмотрела на него и заметила, что он, нахмурившись, повернулся в сторону звонкого смеха и счастливых голосов. – Простите, если я делаю поспешные выводы, но у ее семьи финансовые затруднения, раз они не могут позволить себе фортепиано? В таком случае я мог бы предложить ей вести уроки у моих девочек, я как раз ищу для них преподавателя музыки.
О нет, родители Люси были людьми состоятельными и могли поставить по фортепиано в каждой комнате дома, но они были чересчур консервативными и считали любую музыку, кроме церковной, великим грехом. Для мистера и миссис Ламберт почти все грех, особенно то, что доставляет удовольствие. Верити иногда задавалась вопросом, как вообще появились на свет Люси и ее четверо братьев. По недоразумению если только? Люси научилась музицировать в школе, откуда ее забрали, как только стало известно, что заведение посещают три незаконнорожденные дочери графа. Когда родители узнали, что дочь практикуется на старом пианино в церковной ризнице, у Люси несколько недель не сходили с ладоней синяки, и теперь они не в курсе, что непокорное чадо продолжает предаваться греху. Но разве такое скажешь герцогу?
– Боюсь, что это не так, ваша светлость. Просто ее мамаK слишком чувствительна и не переносит громких звуков. – «Особенно веселого смеха». – Поэтому Люси не играет дома. Пианино у нас очень хорошее, но я не слишком люблю музицировать и рада, что оно хоть кому-то пригодилось.
– Не сомневаюсь, что вы обожаете играть на чем-то другом. На арфе, быть может? Или поете? – Он задал эти вопросы на автомате, будто не сомневался, что она просто скромничает.
– Нет, я не играю ни на каких музыкальных инструментах, ваша светлость, а мое пение лучше слушать издалека.
Как волынку – в идеале на лугах с перелесками.
– Вы слишком скромны, мисс Вингейт, я в этом уверен. – Она заметила, что он продолжает бросать неодобрительные взгляды в сторону лабиринта.
«Он не может поверить, что я не обладаю полным набором атрибутов добропорядочной девицы. С каждым открытием его мнение обо мне падает все ниже. Ну и отлично! Я покажусь ему настолько непривлекательной, что он даже не заметит надежд моего отца».
– Это не ложная скромность, ваша светлость. Я прекрасно знаю все свои сильные и слабые стороны. – Своим высказыванием она заработала пристальный взгляд гостя. Видимо, юным девушкам не положено обсуждать свои недостатки. Теперь, когда она подумала об этом, выражение показалось ей двусмысленным. Или, может, все дело в том, что ее худшая слабость определенно не то, о чем запросто болтают в высшем свете? – Может, пойдем посмотрим, сумели ли ваши братья и сестры добраться до центра лабиринта? – спросила она, переводя разговор на другую тему.
– Конечно. – Он снова предложил ей руку. – Там сложный узор?
– Очень, ваша светлость. – Верити улыбнулась, сама не зная чему. – Летний домик в середине весьма мил, но посетители там редко бывают, лабиринт слишком запутанный.
Она старалась не смотреть на башню, в которой в данный момент находились ее подруги. Она сомневалась, что они прилипли к окнам из чистого любопытства, но детский смех мог привлечь их внимание, а Верити не хотелось рассказывать герцогу про их «читательский кружок», если он заметит в башне несколько дамских лиц.
– Вот вход. Это очень старый лабиринт, судя по стволам тиса, времен Тюдоров. По крайней мере, так считает мой отец. Непохоже, чтобы дети добрались до центра, голоса слишком громкие.
– Их всегда хорошо слышно, мисс Верити, – сухо заметил герцог. Но за сдержанностью явно скрывались любовь и смех, и Верити ощутила внезапную симпатию к этому человеку.
«И все же он их обожает, – подумалось ей. – Может статься, под надменностью кроется живое, теплое сердце».
– Их мать слишком либеральна в том, что касается воспитания, так?