Гриффин нагнулся и осторожно зажал ее сосок между зубами. Язык прикоснулся к кончику, и он начал с силой сосать.
Геро стонала, издавая низкие, почти животные звуки.
Он отпустил сосок и спросил:
— Так что ты говорила?
— Я никогда не могла спутать тебя с другим, — зашептала она, глядя на него сквозь полуприкрытые веки. — В ту первую ночь мы говорили о подлинной любви. Ты помнишь?
— Как я мог забыть? — Он спустил одеяло еще чуть-чуть ниже, обнажил полностью грудь и с нежностью теребил соски. — Даже тогда у меня было какое-то неясное чувство, что ты предназначена мне.
Геро сглотнула слюну. Как трудно выразить все словами, когда его руки ласкают ее.
— Ты — моя истинная любовь, Гриффин, сейчас и навсегда. Порой, когда я думаю о том, как едва не отвернулась от тебя из-за своей трусости, то мне хочется рыдать.
— Тише, — пробормотал он, осыпая ее поцелуями и пощипывая соски. — Ты же не отвернулась, и мы остались вместе. Навсегда.
— Обещаешь? — прошептала она ему в губы.
— Обещаю. — Он крепко поцеловал ее.
Геро уже вся горела, но Гриффин не спешил.
— Ты собираешься отпустить меня? — спросила она, не в состоянии пошевелиться под его весом.
— Нет, — сказал он с довольным видом. — Мне нравится, когда ты лежишь вот так и не можешь двинуться и сопротивляться тому, что я хочу с тобой сделать.
Геро попыталась извернуться под гладкими шелковыми простынями.
— Мне это тоже нравится, но тут есть один недостаток.
— Какой же? — рассеянно спросил он, продолжая рисовать узоры на ее груди.
— Мне будет трудно поцеловать тебя.
— Ты о чем? Это совсем легко… — Гриффин не договорил, поняв, что она имеет в виду.
— Не здесь, — промурлыкала она. Господи, она и не представляла, что может издать такой звук.
Зеленые глаза ярко сверкнули. Он мгновенно вскочил и быстро сорвал с себя одежду.
Геро откинула простыни. Она лежала, подперев одной рукой голову, и смотрела на своего мужа, обнаженного и восхитительного в своей наготе. Он готов соединиться с ней.
Гриффин окинул взглядом ее тело. Глаза задержались на покрасневших щеках.
— Я люблю тебя.
— И я тебя тоже люблю, — выдохнула она и поманила его согнутым пальцем — как же это неприлично! — Иди сюда, и я поцелую тебя так, что ты никогда этого не забудешь.
И поцеловала.
Эпилог
Королева Черновласка пошла на конюшню и увидела в дальнем конце старшего конюха, чистившего ее любимую кобылку.
«Мои женихи все сбежали, Йен», — сказала она.
Старший конюх немного удивился.
«Вам известно мое имя, Ваше Величество?»
«О да. — Она подошла ближе. — Интересно, а ты смог бы ответить на один вопрос?»
«Я постараюсь».
«И что заключено в моем сердце?»
Старший конюх бросил скребницу и повернулся к королеве. Он серьезно посмотрел на нее темными карими глазами.
«Любовь, Ваше Величество. Ваше сердце наполнено любовью».
Она надменно подняла брови.
«В самом деле? А не скажешь ли мне, что в твоем сердце, Йен?»
Он подошел ближе и взял ее изящные белые руки в свои, большие и мозолистые.
«Любовь, Ваше Величество. Любовь к Вам».
«Тогда, я думаю, тебе следует называть меня Черновласка, не так ли?» — прошептала она и поцеловала его.
Он запрокинул голову и засмеялся.
«Я далек от совершенства, моя дорогая Черновласка, но я буду самым счастливым человеком на свете, если ты возьмешь меня в мужья».
«А я буду самой счастливой женщиной на свете, став твоей женой».
Королева улыбнулась в ответ, и ее сердце переполнилось радостью. Она приподнялась на носки, чтобы прошептать ему на ухо: «Не думаю, что мне по-настоящему хочется совершенства».
— Маму-у! — визжала Мэри Дарлинг, опрокидывая жестяные кружки, которые Сайленс сложила для нее на полу в кухне.
Кружки падали и звенели, а маленькая девочка в восторге хлопала в ладоши.