Скандальные наслаждения

— Я не играю и не пью. Я увеличил то, что вы называете небольшим состоянием вчетверо с тех пор, как получил его, и намерен продолжать в том же духе. Я известен своими любовными похождениями, но я намерен сохранять верность вашей сестре, когда мы поженимся.

Уэйкфилд цинично улыбнулся:

— Мало кто из представителей нашего класса удерживается от того, чтобы не завести любовницу после свадьбы, а вы тем не менее ждете, что я поверю на слово, будто вы этого не сделаете?

— Да.

— А ваша винокурня? Вы откажетесь от нее ради моей сестры?

Гриффин подумал о Нике, забрызганном желе, угрями и собственной кровью.

— Нет, пока нет.

Герцог молча смотрел на него. Гриффину казалось, что прошла не одна минута. Он чувствовал, как по спине стекает пот. Необходимо что-то сказать, но он знал, что выложил все свои доводы, а говорить сейчас, когда на него в упор смотрят грозные глаза, лишь показать свою слабость.

Наконец Уэйкфилд заговорил:

— В любом случае это не важно. Весь этот разговор ни к чему не приведет. Я уже сообщил Геро, что в воскресенье она выходит замуж за вашего брата. А если вы к тому времени не закроете свою винокурню, то не сомневайтесь, я не замедлю прийти к вам с солдатами.

Он взял со стола бумагу, показывая, что разговор закончен.

Сегодня среда. До воскресенья остается всего четыре дня. Гриффин сделал шаг к столу и смахнул рукой перья, документы, книги, маленький мраморный бюст и позолоченную чернильницу — все полетело на пол.

Гриффин перегнулся через стол, опершись руками на пустую поверхность, и взглянул прямо в разъяренные глаза Уэйкфилда.

— Мы, кажется, не совсем друг друга поняли. Я пришел сюда не просить руки вашей сестры. Я пришел сообщить вам, что я женюсь на Геро с вашего согласия или без оного, ваша светлость. Она лежала в моей постели не один раз, и она, вполне возможно, носит моего ребенка. И если вы полагаете, что я откажусь от нее либо от нашего младенца, то вы недостаточно хорошо изучили мой характер и мой жизненный опыт.

И прежде чем Уэйкфилд смог выговорить хоть слово, он выпрямился, резко развернулся и вышел за дверь.

Был поздний вечер. Томас, привалившись к дверному косяку, стучал в дверь. На стук никто не ответил. Он отступил назад и оглядел дом. Все правильно, это тот самый дом — он не мог перепутать. А это означало, что негодница либо не хочет его впускать, либо — что намного хуже — резвится с одним из своих молодых любовников. Если так, то он…

Дверь внезапно открылась, и перед ним возникла большая фигура слуги, которого он раньше не встречал.

— Где она? — злобно спросил Томас.

Слуга хотел закрыть дверь, однако Томас просунул в проем плечо, но не удержался на ногах и упал, стукнувшись задом, — и это во второй раз за день! Глаза заволокло красной дымкой. Он маркиз Мэндевилл, черт возьми! Никто не смеет так с ним обходиться.

У двери послышался шорох, какое-то движение, и вот уже над ним склонилась Лавиния в фиолетовой накидке с распущенными по плечам ярко-рыжими волосами. В неглиже, с ненакрашенным лицом она выглядела на свой возраст и ни на год моложе. И все равно он смотрел на нее и думал, что она самая красивая женщина на свете.

— Что с тобой? — воскликнула она.

— Я люблю тебя, — глухо произнес он.

Она закатила глаза.

— Ты пьян. Хатчинсон, помоги мне отвести его в дом.

Томас хотел отмахнуться от помощи слуги, но ноги его не держали, колени подгибались. Спустя несколько минут он уже был усажен на желтую кушетку в гостиной.

— Мне всегда нравилась эта кушетка, — сказал он, похлопав по подушке. И бросил на Лавинию многозначительный взгляд. — Лучшие воспоминания связаны с этой кушеткой.

Она вздохнула. Да, не так она отвечала в прошлом на подобные взгляды.

— Томас, почему ты не у своей невесты?

— Она больше не моя невеста, — сказал он и сам услышал в своем голосе обиду и раздражение.

— Разве ты не подписал брачный контракт? — Тонкие брови Лавинии полезли на лоб.

— Она совокуплялась с Гриффином.

Лавиния молча смотрела на него, сложив руки под грудью. Такой роскошной грудью.

Мэндевилл покачал головой:

— Путалась с ним у меня под носом. Как Энн. Все они шлюхи.

Лавиния поморщилась, когда он второй раз произнес грубое слово.

— Ты же знаешь, Томас, что я не терплю таких выражений.

— Прости. — Он обхватил голову руками — голова кружилась.

— Что с твоим лицом? — мягко спросила она.

— Это тоже Гриффин. — Он засмеялся и пощупал распухший нос, который почти не чувствовал, — наверняка нос сломан. — Он набросился на меня. Сначала соблазнил мою невесту, а потом он ударил меня. Надо было вызвать его.

— Ты это заслужил?

Томас с виноватым видом пожал плечами:

— Я ее ударил. Леди Геро. Я никогда в жизни не ударил ни одну женщину.

— Выходит, ты это заслужил, — сказала Лавиния. Она наклонилась, чтобы осмотреть его лицо. — Но если и так, твой нос выглядит ужасно.

Он лукаво улыбнулся:

— Ты всегда заботилась обо мне, Лавиния.

— Больше не забочусь.

Он нахмурился. Она могла бы по крайней мере притвориться…

— Лавиния…

Она вздохнула:

— Тебе надо положить холодную салфетку на нос.