— Был, конечно! — сказала Батильда. — Он был прелестным ребенком, но уж очень серьезным, даже когда еще не умел ходить. Ваша мама, бывало, смеялась, глядя на его серьезное лицо.
— Да? — оживилась Феба. Она всегда была рада поговорить о своих родителях, которых лишилась совсем маленькой и помнить их не могла.
— О да, — сказала кузина Батильда, — хотя твой отец бранил ее за это. Он считал, что такая серьезность у мальчика — залог того, что он станет настоящим герцогом, когда вырастет. И оказался прав — Максимус идеальный герцог, даже если и упрям как осел.
Горничные принесли поднос с горячим чаем и унесли остывший чайник. Геро поблагодарила их, они присели в книксене и тихо вышли.
— Вот это совсем другое дело. — Кузина Батильда налила себе чай, свежезаваренный и горячий. — Феба, тебе налить? А тебе, Геро?
Геро отрицательно покачала головой, и кузина Батильда наполнила чашки только Фебе и себе.
Откинувшись на спинку дивана с чашкой в руке, она сказала:
— Это меня подкрепит. Не могу понять, мои дорогие, почему ваш брат так со мной обошелся.
— Наверное, был занят важным делом, — предположила Феба, потягивая чай.
Кузина Батильда деликатно хмыкнула.
— Он так и сказал, и, возможно, он так считает, но я не понимаю, каким образом арест какого-то перегонщика джина в трущобах Сент-Джайлза может представлять такую важность.
Миньон взвизгнула, потому что Геро нечаянно стиснула собачке ухо. Максимус отправляется — сегодня! — в Сент-Джайлз за перегонщиком джина! Гриффин прошлой ночью спорил с Максимусом. Если Максимус видит в Гриффине угрозу ее браку с Томасом, то одним ударом устранит и Гриффина, и его винокурню.
Геро вздрогнула от страха, холодные мурашки пробежали по спине. Брат может быть очень жестоким, но он, конечно же — конечно! — не выступит против Гриффина, раз она собирается выйти за Томаса. Разве он ей этого не обещал? Но нет, он на самом деле не выразил это прямо — он просто спросил ее, хочет ли она, чтобы Гриффин был арестован. Подразумевалось, что он арестует Гриффина, если она не выйдет за Томаса. Но после этого Гриффин поспорил с Максимусом. Неужели Максимус решил устранить угрозу ее браку с Томасом, какой является Гриффин?
Кузина Батильда посмотрела на нее:
— Что с тобой, дорогая?
— Я… мне просто интересно, когда Максимус собирается арестовать этого перегонщика джина. — Она погладила густую шерстку Миньон, а та облизала ей руку.
— Прямо сейчас, — ответила кузина Батильда, а у Геро едва не остановилось сердце. — Ну, в любом случае очень скоро. Он провожал меня до двери и что-то бурчал насчет того, чтобы взять солдат и найти своих осведомителей.
Геро подалась вперед.
— Значит, он пока этого не сделал? Еще есть время?
Кузина Батильда, ничего не понимая, поставила чашку на стол.
— Ну да, дорогая, почему ты об этом спрашиваешь?
— Я… я вспомнила, что у меня неотложные дела. — Геро встала и бесцеремонно сбросила Миньон на пол. Собачка жалобно заскулила и скрылась под диваном. — Карета еще перед домом?
— Я не знаю. Геро, в чем дело? — крикнула кузина Батильда вслед убегавшей Геро.
Но Геро уже помчалась в коридор и устремилась к лестнице. У нее нет времени объясняться ни с кузиной Батильдой, ни с Фебой. И нет времени искать помощи. Она должна ехать в Сент-Джайлз и предупредить Гриффина, пока брат не бросил его в тюрьму.
И не повесил.
Томас удивился, увидев экипаж перед домом Лавинии, когда вечером вышел из собственной кареты. Он нахмурился — это ему не понравилось — и постучал в дверь. Внушительный дворецкий открыл дверь и смерил грозным взглядом. Томас не стал утруждать себя обменом любезностями и прошел мимо него, заметив коробки и корзины, сложенные у стены в прихожей.
— Где она?
— Миссис Тейт у себя в комнатах, — мрачно сообщил дворецкий, опустив обращение «милорд», что не укрылось от Томаса.
Томас взбежал по лестнице. Черт бы побрал этого дворецкого — он всего лишь слуга, — и все же Томас был полон решимости поговорить с Лавинией о ее слугах. Но когда он дошел до спальни, то застыл как вкопанный. Все ящики в комоде были выдвинуты, створки гардероба распахнуты. Платья, нижние юбки, чулки, туфли, рубашки и все остальные предметы женского туалета были разбросаны по всей комнате. И посреди этого хаоса стояла Лавиния и давала указания двум горничным, которые складывали вещи в коробки.
— Что ты задумала?
Она подняла голову и посмотрела на него пустым взглядом.
У Томаса в груди, там, где сердце, что-то сжалось.
— Лавиния?
— Марта, Мейзи, пожалуйста, помогите лакеям внизу, в гостиных, — приказала Лавиния.
Горничные сделали книксен и ушли, бросая на него любопытные взгляды.
Ему было наплевать, что они там подумали своим куриными мозгами.
— Чем ты занимаешься?
Лавиния вскинула голову:
— Укладываю вещи и уезжаю.
Сегодня на ней было строгое серое платье — совсем для нее необычное.
Его охватило звериное желание сорвать с нее это платье.
— Я подумал… — Томас замолчал, чтобы проглотить застрявший в горле ком. Его вдруг охватил ужас, что он может разрыдаться. — Я подумал, ты останешься со мной.
— Потому что я позволила тебе лечь со мной в постель?