Мик тут же открыл глаза. Вдруг Сайленс уже носит под сердцем его дитя? Раньше он не задумывался об этом, поскольку верил, что его любимая останется с ним. Боже правый! Мик вскочил и принялся мерить шагами камеру, гремя цепями. Если Сайленс поймет, что беременна, то придет в отчаяние. Ему-то наплевать, родится их ребенок в браке или так и останется незаконнорожденным. Но для Сайленс это будет позором. От нее все отвернутся. Да, родственники любят ее, но их понятия о морали слишком строгие. Вдруг они выгонят Сайленс на улицу? Где она найдет денег, чтобы прокормить Мэри Дарлинг и младенца? Ох, это просто ужасно!
– Что, уже петля мерещится? – спросил тюремщик, грязный коротышка, который так и лопался от гордости, что ему выпала честь охранять знаменитого Микки О’Коннора. Конечно, настоящими его охранниками были солдаты, но это надзирателя совсем не смущало. Его противное лицо показалось в зарешеченном окне, которое прорубили в двери камеры. – У последнего парня, что мы вешали, шея растянулась аж на целый фут.
Мик не стал обращать на него внимания. Он вернулся в угол и сел на чистый соломенный тюфяк, который, кстати, купил за баснословные деньги. Подперев голову руками, Мик стал думать о том, как помочь Сайленс. Скоро тюремщику надоело оскорблять узника, который никак на него не реагировал, и он ушел.
Мику действительно не было до него никакого дела. Он молча сидел, а потом закрыл глаза и сделал то, что в последний раз делал, когда ему было тринадцать: начал молиться.
До рассвета оставался еще час, и Сайленс шла по темным улицам к Ньюгейту.
– Безумие какое-то, – рычал рядом Берт. – Не следует вам бродить по Лондону ночью. Хозяин за это головы оторвет.
– Ничего он нам не сделает, – возразил ему Гарри. – Мик ведь в тюрьме.
– Берт, я должна увидеть его, – сказала Сайленс. – Неужели ты не понимаешь? Я люблю его. И не могу просто так отпустить его на… – Она запнулась и всхлипнула.
Но быстро взяла себя в руки. Нет, только не сейчас! Еще будет время плакать и убиваться от горя. Сейчас ей нужно быть сильной – ради Майкла. Она не видела его больше месяца. Уинтер и Темперанс не пускали ее к нему, пока шел суд. И только когда был вынесен смертный приговор, сестра с братом смягчились и разрешили увидеть любимого в последний раз.
Гарри неуклюже похлопал ее по плечу и сказал:
– Мы все понимаем, мэм. Ваша любовь к хозяину – это настоящее чудо. И мы все поможем вам увидеть его до того, как… – Охранник тоже подозрительно всхлипнул и замолчал.
Два пирата, конечно, старались держать себя в руках, но Сайленс помнила, какими они вернулись в тот день, когда суд огласил вердикт. Большое уродливое лицо Гарри, казалось, навсегда прорезали глубокие морщины печали. А Берт всякий раз вытирал покрасневшие глаза, когда думал, что на него никто не смотрит.
До тюрьмы оставалось совсем недалеко, и охранники встали еще ближе к Сайленс. Она несла лампу, и потому руки у Берта и Гарри были свободны – на всякий случай, если кто-то решится на них напасть.
Когда прямо перед Сайленс из темноты вдруг выступили зловещие очертания Ньюгейта, она вздрогнула и плотнее завернулась в накидку. Дорогу преграждали старинные ворота, а сбоку стояло сравнительно новое здание. Это был еще один тюремный корпус. Возле больших двойных дверей дремал охранник. Когда они подошли к нему, тот сразу проснулся и окинул их мрачным взглядом.
– Нам надо увидеть Микки О’Коннора, – вежливо произнес Гарри.
– К нему нельзя, – отрезал охранник.
Гарри кинул ему монету. Тюремщик ловко поймал ее и осмотрел со всех сторон, а потом прошипел:
– Это что, один шиллинг?
– А что, хорошая цена! – вступил в разговор Берт.
Мужчина у двери начал что-то отвечать, но Гарри со вздохом сунул ему еще одну монету. На этот раз охранник улыбнулся и заявил:
– Вот так уже лучше.
– Да это самый настоящий грабеж! – вспылил Берт и полез к мужчине с кулаками.
– Ладно, тише вы, – сказал охранник, отступая на шаг. – Я пропущу вас, но только потому, что у меня сейчас хорошее настроение.
Берт изрек довольно обидную фразу о настроении, которое так и хочется подпортить, упомянув при этом родителей охранника, но тот, слава богу, сделал вид, что ничего не слышит. Он открыл дверь, за которой сразу начинался коридор, по обеим сторонам которого располагались камеры. Было темно, но Сайленс слышала, как арестанты храпели во сне, стонали и ворочались.
Охранник провел их через внутренний двор, а потом стал подниматься по лестнице. На втором этаже с одной стороны коридора тоже располагались запертые камеры, а в конце виднелась дверь. Охранник открыл ее ключом, и за ней оказалась небольшая комната, в которой стояли или дремали на стульях с десяток солдат.
Их провожатый прошел еще к одной двери в дальнем конце комнаты. Он провел связкой ключей по решеткам в окне, отчего те загремели, а потом отпер ее и шагнул внутрь.
– Эй, О’Коннор! – крикнул коротышка. – Тебе…
Из темноты показалась рука, которая молниеносным движением схватила охранника за горло. В следующую секунду на свет вышел сам Майкл. Он прищурился, глянул на Сайленс.