Скандальный

С тех пор, как я сорвал корпоративный джекпот, Триш, некогда работавшая в полсмены в «Волмарт», сильно изменилась. Теперь она без стеснения носила дизайнерские вещи и выглядела, как одна из тех женщин, которых в те времена даже не имела чести обслуживать, потому что они не ступали на порог того магазина. Мне нравилось, что теперь мы были частью сообщества, которое никогда нас по-настоящему не принимало. Ирония в духе Граучо Маркса[16].

Мой отец был единственным темнокожим членом Загородного клуба Тодос-Сантоса.

Луна училась в одной школе с дочерью Тоби Роланда – того самого ублюдка, который сломал мне лодыжку в старшей школе, чтобы увести титул капитана футбольной команды.

Мы смешивались с окружением, объединялись и без спроса брали то, что не было нам предложено добровольно.

Я в этом чертовски преуспел.

– Пора завязывать с этой хренью. У меня кончилось терпение.

Я покачал головой и вздохнул, когда Луна отказалась вылезать из-под дерева и танцевать с другими детьми, даже когда Соня подбодрила ее, пообещав не отходить от нее ни на шаг.

На общественных мероприятиях Луна особенно напрягалась. Первый год после исчезновения ее матери я просидел с ней дома, пока наконец не прогнулся под жизнью. Я хотел поделиться с ней миром. Она была моей. Моя кровь, моя ДНК, мои клетки, мое чертово естество. И все же мне хотелось, чтобы она больше принимала окружающий мир, а мир больше принимал ее.

Мои родители нахмурились и встревоженно переглянулись. Они оказывали колоссальную помощь в воспитании Луны с тех пор, как я вернулся в Тодос-Сантос из Чикаго, где управлял подразделением «ЧБХ». Для этого мне пришлось продать Джордану Ван Дер Зи существенную часть своих акций и между делом еще часть своей души.

– Может, уедешь первым и немного отдохнешь? – Мама погладила меня по щеке, выдавив улыбку. – Мы с папой заберем Луну к себе с ночевкой. Она уже несколько недель мечтает помочь Дару построить тот космический корабль.

Космический корабль.

Мой отец был мечтателем. Выдумщиком. Строил хрень, которая никогда не работала. Понятно, что он строил вовсе не космическое судно. Он строил здоровые отношения с моей дочерью при помощи севших батареек, картонных коробок, суперклея и старых, промокших и непригодных спичек. Он выстраивал то, для чего я не мог даже заложить фундамент. Здоровые, полные радости отношения с моей дочерью.

Он сносил косые взгляды, которые на нее бросали.

Взвалил на свои плечи бремя отличия от других.

Меня это беспокоило, потому что именно за эти отличия люди возложат на меня вину, если ее мать вернется. Вал будет использовать особенности Луны. Так что да, я болезненно к ним относился.

– Вы не обязаны, – возразил я, хотя совершенно не возражал.

Мне бы не помешал отдых. Я даже не собирался звонить Соне или Аманде. Прямиком отправлюсь в постель. Может, посмотрю тупой боевик и закажу жирной еды, которую не позволял себе есть на неделе. Фастфуд плохо сочетался с силовыми тренировками, которыми я занимался шесть раз в неделю, но иногда даже взрослые мужчины могут устроить праздник жалости к себе.

– Брось, – мама притянула меня в объятия. Она была настолько мала в сравнении со мной, что мысль о том, что она меня родила, казалась странной. Еще более странной она казалась потому, что мама была из числа самых приятных людей, кого я знал, а я был говнюком с большой буквы. – Мы любим Луну и хотим сделать ее счастливой при любой возможности. И вообще, я собиралась испечь яблочный пирог, а у твоего отца зашкаливает сахар в крови. Она сделает ему одолжение, съев б'Oльшую часть пирога. Правда, Дар? – Она обратилась к отцу, который спорил – всерьез ругался с четырехлетним ребенком насчет состава красок, которым разрисовывали детям лица.

– Ладно, – усмехнулся я.

Я попрощался с Луной, родителями и Соней и забрался в свою черную «Теслу». По пути домой я позвонил в корейский барбекю-ресторан, заказал каждое второе блюдо в меню и еще какое-то время ездил кругами, наслаждаясь всевозможными видами тишины. Тишины, наполненной не словами и напряжением, а одиночеством и эгоизмом – тем, чего начинаешь страстно желать, став родителем. Если бы кто-то тихонько спросил меня на последнем издыхании, хотел ли я стать отцом, то, зная, что о моем признании никогда не будет никому рассказано, я бы сказал правду. Я бы ответил «нет». Потому что быть отцом Луны было слишком трудно, слишком больно и, черт возьми, требовало массу времени и сил.

И все же.

И все же. Я безнадежно, отчаянно и безгранично любил свою дочь. Оттого неспособность помочь ей приносила лишь большее унижение. Меня наполняла яростью мысль о том, что она отказалась от людей или, что еще хуже, отказалась от своей жизни, которая еще даже не началась. Я хотел показать ей: мир – прекрасное, пугающее место, которое стоит узнать. Что деревенщины могли стать воцарившимися королями, если достаточно упорно работали, и что ее папочка был живым тому доказательством.