– Нет. Не это. Я не дура, и с головой всё у меня в порядке. Не всегда, но зачастую. – Уголок её губ приподнимается в насмешке над собой. Ненавижу, когда она высмеивает себя. Ненавижу, когда она принижает свои достижения. Для меня Джина идеальная.
– Про чувства. Ты всегда вышвыриваешь меня из своей жизни, Дерик. Ты не говоришь со мной об этом, и я считала, что чувства для тебя недопустимы, – шепчет она.
– Я не вышвыриваю… ладно, иногда. Но не потому, что ничего не чувствую, а именно из-за того, что чувствую. Для меня и ты была запретной. А наш сын вообще скандал. Меня раньше это волновало. Очень заботило, что скажут люди. Сейчас плевать. Из-за них я потерял тебя. Я обменял их счастье на своё. Нет, мне так неудобно жить. Начну их ненавидеть, ведь они причина, почему я не могу жениться на тебе. Я не могу, по их мнению, никого любить, только жить и работать на благо их. А я? Всегда жил ради других и жертвовал собой ради них. Но когда пришло время жертвовать чем-то ради тебя, я испугался и из-за этого чуть не лишился сына. Так какая разница, кому и что разрешено, я король, и сам вправе выбирать, кого буду любить и с кем буду жить, на ком женюсь и ради кого буду просыпаться каждое утро. Я люблю тебя. И любил все эти годы, даже не зная тебя, Джина. Но я не ошибся ни в чём насчёт тебя. Ты была именно такой, какой я себе представлял. Ты всегда была моей американкой. Такой и останешься, – касаюсь ладонью её щеки.
Никогда не мог понять по её глазам, что она чувствует. Там попеременно были или радость, или ярость, или боль. Глубже забраться в сердце Джины я не смог. Только рядом с ней у меня начинаются проблемы с пониманием, куда двигаться дальше. Порой она кажется бесчувственной и лишённой эмоций. Порой их слишком много, и они быстро меняются, а я не успевал их запомнить. А порой… просто пусто. Джина умеет отлично скрывать правду, как и я. Мы, вместо того, чтобы направить это качество против врагов, направили друг против друга. Мы воевали. Боролись. Разрушили всё сами. И я полностью беру вину на себя, ведь должен был её научить чему-то хорошему. Но и здесь всё вышло наоборот. Я зависим от её плюсов, а она оживает рядом с моими минусами.
Тяжело вздыхая, отхожу в сторону.
– Я прошу тебя подумать, Джина, и дать мне ответ. Я не могу надолго оставлять Альору без руководства. Сейчас там только Герман. Мне нужно вернуться. Я не буду давить на тебя, но у тебя есть только пара часов до моего отлёта. Скажи, сможешь ли ты меня простить и дать снова шанс или нет. – Обхожу её, но моей руки касаются прохладные пальцы. Чёрт. Лучше бы она меня не трогала. Каждое её прикосновение, как проклятый выстрел в мою грудь. Я так боюсь их и столь же сильно жду.
Меня останавливает это. Я замираю. Внутри всё клокочет от адреналина.
– Почему ты считаешь себя убийцей, Дерик?
Добивать, так сразу гвоздями. Ржавыми, чтобы всё загноилось. Отличная тактика.
Джина отпускает мою руку и подходит ко мне. Смотрит мне в лицо.
– Я был убийцей в восемь. Нас с Дином похитили по моей вине. Я всегда был подстрекателем. Мне хотелось, чтобы его наказали. Я уговорил его сбежать в город и поесть мороженого. Я знал сотню лазеек, позволяющих сбежать из замка, этим и воспользовался. Дин ведомый. Мне легко удалось вытащить его в город. Я чувствовал себя превосходно. Его всегда оберегали, а я… я знал, что неродной. Я сирота. Я не нужен им. Я для них обуза. Это было так обидно, и я злился на Дина. У него было всё. Любящие родители, будущее, а я в восемь лет усиленно занимался умственно и физически, потому что Ферсандр заставлял меня. В то время как его сын отдыхал, я пахал.
Делаю ненадолго паузу.
– И вот мы ушли, поели мороженое, а я всё ждал, когда его хватятся. Но ничего не происходило. Я сразу понял, что со мной что-то не так. Дядя постоянно предупреждал меня, что есть враги, которые хотят причинить вред Дину. Это и случилось. Я вывел его из кафе, но всё вокруг вдруг стало тёмным. Я очнулся в каком-то подвале, Дин спал рядом. Мы были связаны. Благодаря моей, даже в те годы, подготовке и выносливости, я не ел и не пил то, что нам давали. Я всё сразу понял. Зачем мы здесь. Почему они похитили нас. Только через несколько дней мне удалось сбежать и вытащить Дина оттуда. Я делал вид, что напуган, постоянно точил деревянную ножку стула, а потом… я помню, сколько, оказывается, крови в человеческом теле. Я помню, с каким звуком входит дерево в тело. Я помню, как меня рвало в тот момент. Я просто сделал это. Убил человека. Схватил Дина и сбежал. Мы были где-то на окраине Альоры, и мне пришлось тащить его на себе практически сутки, постоянно прятаться и пережидать время. Я убийца чуть ли не с рождения. Я убивал и потом. Я был виноват перед Дином и должен был защищать его. Это была моя цель. Я перестал что-либо чувствовать, когда опережал противников. Я перестал чувствовать боль. Меня больше не тошнило.
– Клаудия думает, что ты об этом не помнишь, – тихо и без какого-либо обвинения произносит Джина.
– Ты знаешь? Она тебе рассказала? – удивляюсь я. Эта женщина рехнулась!