Без сожаления, но с остервенением сначала смываю с лица шикарный макияж, потом уже в душе тонну лака для волос.
Аккуратно вешаю дорогущее платье, на плечи же набрасываю пушистый халат поверх кружевного белья, видом которого этой ночью поражать никого не собираюсь.
Я боялась, что вечер станет провальным изза того, что я не понравлюсь родне Романа и его окружению, получилось же, что и родню, и окружение я абсолютно устроила, а вот Роман… Его, кажется, по природе тянет налево.
Выйдя из ванной, не могу найти себе места. Прохаживаю по номеру, пока в голове кружатся не самые миролюбивые мысли.
Шум за дверью вполне ожидаем, но я все равно начинаю нервничать еще больше.
Какая честь! Роман Багиров первой решил посетить меня!
Оказавшись в номере, он ухмыляется. Закрывает за собой дверь, расслабляет галстук, стягивает его через голову, чтобы безразлично отбросить в кресло. Начинает разминать шею.
Дальше берется за пуговицы на рубашке — расстегивает верхнюю и на манжетах.
— Это утомляет…
Мужчина произносит устало, явно не замечая, что я не слишком рада его появлению. Трет шею чуть ниже затылка, направляясь к бару.
Я же изо всех сил борюсь с желанием съязвить.
Он забрасывает лед и наливает чтото в стакан. Поворачивается ко мне и снова скользит взглядом, делая несколько коротких глотков.
— Тебе идет. — Шутит беззлобно, но я на взводе, поэтому всё равно воспринимаю в штыки и фыркаю.
Молчу о том, что он не узнает, насколько сильнее мне идет то, что под халатом…
Складываю руки на груди и прижимаю локти к телу, следя за его приближением.
Он опускает свой стакан на маленький столик у моих ног. Выпрямляется и делает последний шаг ко мне.
Гладит от плеч вниз, тянется губами к губам… Хочет поцеловать, а я свои сжимаю…
— Что не так? Ты напряжена.
Мой молчаливый отказ от поцелуя в губы Рома принимает спокойно. Целует в уголок. Трется носом о щеку.
Стыдно признаться, но эта невинная ласка отзывается во мне желанием. Пусть я злюсь, но химия между нами не пропала. И это только усугубляет мою злость.
Этот вечер мог стать прекрасным, но он всё испортил.
Фыркаю во второй раз, легонько отталкиваю Рому и отхожу.
— Мира.
В ответ на слегка раздраженное обращение веду плечом. Мол, отстань.
Слышу, как Рома выдыхает. Всё же не сдерживаюсь, скашиваю взгляд и наблюдаю, как трет лоб.
— Терпеть не могу, когда вы включаете вот эти глупые обиды, а я вроде как должен сам разгадать, что не так.
Он произносит без злости и довольно тихо, но я просто не могу сдержать возмущения. Его во мне столько, что даже рот открывается.
Я снова поворачиваюсь к мужчине:
— Мы? — спрашиваю, указывая на себя же пальцем. — Это кто, стесняюсь, спросить?!
— Женщины, — на мое возмущение Рома отвечает пожатием плеч. — Ты же придумала себе повод для обиды, я не дурак — понимаю это. Но, уж прости, тратить ночь на то, чтобы её разгадать…
Я даже немею от возмущения. Борюсь с желанием сделать несколько шагов обратно к нему и влепить пощечину. Понимаю, что не имею права вести себя так, но и сдержаться не могу.
Делаю несколько глубоких медитативных вдохов, но это не помогает. Поэтому щурюсь и шиплю:
— То есть
Я так волнуюсь, что даже голос срывается. Вижу, что Роман с каждым моим новым словом всё сильнее хмурится, но давать вставить ему слово не собираюсь.
— Ты уводишь в укромный уголок и флиртуешь с какойто девицей, твой отец говорит, что я похожа на какуюто Любашу, потом ты весь вечер строишь ей глазки, зачемто продолжая держать меня при себе… Думаешь, я слепая? Если у вас с этой… Любашей… Нездоровая любовь в игры неверного жениха и любовницы, то надо было предупредить! Тогда я уж точно не согласилась бы! Это унизительно! И после всего этого я должна радостно встречать тебя в номере? Так может тебе стоит посетить другой? Это она — Любаша? Ну так почему ты не договорился с ней о фиктивном браке? Зачем тебе я, если…
— Любаша — это моя мама… — Я разогналась так, что затормозить в своем возмущении уже практически не могу. Но тихие слова Ромы работают нехилой бетонной стеной.
Гоночный болид Мирослава и её возмущение влетают в преграду и им вдруг становится стыдно.
— Что? — Я переспрашиваю, ощущая сухость в горле.
Рома же хмыкает, тяжело вздыхает и повторяет, как глупому ребенку: