Скандальный

Вчера ночью я рыдала в подушку, пока на ней не отпечаталось мое лицо. Врать не стану, было приятно. Я старалась напомнить себе, что нужно сперва сломаться, чтобы суметь построить себя заново. Но проблема в том, что я не знала, с чего начать и как выбраться из неприятностей.

– До скорого, Гиджет.

– Ладно.

Он первым повесил трубку. Бэйну ни к чему было видеть мои слезы, чтобы понять: меня окутали удушающие путы тревоги, но он не позвал меня заняться сексом. А стоило. Я бы переспала с ним только ради того, чтобы позлить Рексрота, пусть даже только в моей чокнутой голове.

И теперь в восемь вечера я была в офисе на пятнадцатом этаже и собиралась совершить то, что всегда считала недопустимым. Незаконное вторжение и грабеж. Если меня когда-нибудь поймают, мне грозит тюремный срок.

Все уже давно ушли. Сегодня был понедельник, и выдался один из тех летних вечеров, когда все купались в счастье, отдыхая и потягивая напитки на пляже. Я наслаждалась тишиной и мыслью о том, что завтра настанет вторник, а значит, я проведу время с любимыми Камилой и Луной. К тому же так мне удастся избежать выполнения нудной работы, которую мне обычно приходилось делать в офисе, что тоже было мне на руку.

Стоять перед дверью Трента было все равно что оказаться лицом к лицу с расстрельной командой, взявшей на прицел мою совесть. У меня заканчивались аргументы, чтобы оправдать свое поведение, даже в собственных глазах.

Я пыталась убедить себя, что в действительности вовсе не рушила жизнь Трента. Во всяком случае, напрямую. Что могло случиться в худшем случае? Возможно, отцу удастся выгнать его из совета директоров «Чемпионс Бизнес Холдингс». Но Рексрот все равно будет владеть акциями компании. Все равно останется миллионером и сохранит свои сокровенные денежки. Скорее всего, его будут зазывать в другие компании. Так что я даже окажу ему услугу. Очевидно, что у него были неверно расставлены приоритеты. А так он сможет больше времени проводить с Луной. Ему нужно бороться за нее, и не при помощи денег, нянечек и команды специалистов, а своей любовью.

Я сделала глубокий вдох и подергала свою глупую, неуместно смотревшуюся толстовку.

Вытащить флешку. Я смогу это сделать.

В зале заседаний кто-то пылесосил, громко разговаривая по телефону на иностранном языке. Это был единственный человек, оставшийся на этаже, и он ни за что меня не заметит. Я была слишком далеко. Слишком скрытна. Слишком осторожна.

Дверь в кабинет Трента всегда была не заперта. Он, в отличие от моего отца, не страдал от паранойи и тревожности. Но это вовсе не означало, что стойка администратора напротив его кабинета не была оснащена камерами слежения, как Пентагон. Я заранее переоделась в туалете в черную толстовку с капюшоном и джинсы, понимая, что иначе он с легкостью заметит меня на камере видеонаблюдения. А еще зная, что буду отрицать все обвинения, которые он мне предъявит. Все остальные сотрудники на этаже знали, что сегодня я пришла в бледно-голубом платье от DKNY. Трент может говорить все, что ему вздумается – на записи с камер будет кто-то, совершенно не похожий на меня.

Опустив голову и спрятав лицо и волосы под капюшоном, я одним махом распахнула дверь в его кабинет и приготовилась броситься к столу.

И замерла, почувствовав, как сердце стучит в горле.

Сначала я услышала звук. Гулкий перезвон браслетов и шлепки соприкасающейся кожи.

А потом передо мной предстала картина, от которой у меня ослабли и задрожали колени.

Нагнувшись над столом Трента, стояла женщина с раскиданными по плечам красными волосами, словно языки пламени, и прижавшись щекой к стопке документов. Он, полностью одетый, стоял сзади и долбил ее, схватив женщину за шею рукой, как и меня в тот день, когда поймал на краже и вел к моей машине. Как животное.

Я хотела пошевелиться. Понимала, что мне нужно это сделать, и как можно скорее. Но я была слишком потрясена тем, что попалась, застукала их, а также осознанием, что вот-вот загорюсь от ревности. Я стояла как вкопанная, не в силах отвести глаз от развернувшейся передо мной сцены. Мне не было нужды обозначать свое присутствие. Я замерла прямо перед ними, сжимая рукой дверную ручку и комично распахнув рот. Сердце ухнуло вниз, нутро скрутило от боли и трепета.

Трент смотрел мне в глаза и, двигая бедрами, показывал мне, как он трахался. Вонзаясь, двигаясь, требуя. Он стиснул пряди ее красных волос своими сильными, длинными пальцами. И смотрел на меня. Смотрел, будто это я стояла, согнувшись перед ним, и принимала его в себя. Я смотрела в ответ.

– Ван Дер Зи, ты как раз успела на восьмичасовое шоу, – его безразличный тон противоречил дикому действу, которое он разыгрывал перед своей публикой. Передо мной. – Я знаю, что ты ищешь, и это лежит у меня в кармане. Умный с полуслова поймет, что в эту игру играют двое. Если я кончу раньше, чем ты уберешься отсюда, то брошусь за тобой. И я тебя поймаю. И тогда ты мне все пропоешь, Эди. Расскажешь, чем вызвано пристальное внимание твоего отца ко мне. Так что уходи.