Плохо ли, что на самом деле мне было все равно? Единственный человек, который меня сейчас волновал, это Эди. И я сам был не вполне уверен, как было бы лучше для нее самой: чтобы ее мать выздоровела или нет. Эди сдула прядь волос с лица и бросила взгляд на почти пустой коридор позади нас. Медсестра лениво облокотилась на овальный стол в приемной. Звонили телефоны. Врач что-то писал на маркерной доске.
Эди кого-то ждала. Скорее всего, своего клятого папашу.
– Я не знаю. Ее состояние стабилизировалось, но… – Девушка устало потерла лицо руками и покачала головой. Мне хотелось высосать ее боль и забрать ее себе. – Но она в коме, Трент. Жизненно важные органы функционируют, но она без сознания, – у нее задрожал подбородок, в глазах заблестели слезы. – Я не знаю, что делать. Не знаю, стоит ли говорить ему…
– Ты еще не сказала своему отцу? – спросил я, поддавшись желанию прикоснуться к ней.
Я погладил ее по руке, надеясь успокоить ее своим прикосновением и побудить прижаться ко мне. Она помотала головой и снова бросила взгляд в коридор. Затем всхлипнула.
– Давай поговорим в другом месте. Мне предстоит долгая ночь, и, пожалуй, не помешает подзарядиться.
– Кофе? – спросил я.
– Кокосовой водой, – она почти улыбнулась.
Мы зашли в кафе, расположенное на том же этаже. Я взял ей кокосовую воду, а себе немного кофе. Мы сели возле окна с видом на наш маленький, грешный городок. Эди потягивала свой напиток через трубочку, глядя на него.
– Я сказала отцу, но едва ли мне нужно было это делать. Это он во всем виноват. Пока мы были на пикнике, он приехал домой без предупреждения и решил огорошить ее тем, что хочет развод. Мама… она уже не в первый раз пыталась покончить с собой… В общем, отец. Я отправила ему сообщение. Он до сих пор на него не ответил, но я этого и не жду. Восемь лет назад я одна сидела рядом с ней после ее первой попытки вскрыть себе вены, и уж точно не жду, изменится ли что-то теперь, когда он ее бросил.
Гребаный Ван Дер Зи. Черт возьми, выкидывать подобную хрень было в его манере. Оставить женщину, которая явно была больна, и собственную дочь, которая нуждалась в помощи, разгребать все самим. Я с трудом сглотнул и застучал пальцами по колену.
– Я сожалею.
– Все нормально, – она наморщила нос. – Правда. Я уже даже не испытываю разочарования. По крайней мере, в нем. Но было бы неплохо, если она хотя бы позвонила, прежде чем сделать это. Моя мать неплохой человек. Просто у нее проблемы. Но она все равно нужна мне. Всем нужна мать.
Должно быть, в этот момент мое лицо исказила мучительная боль, потому что Эди прикусила нижнюю губу и прижала ладонь ко лбу.
– Боже, какую глупость я сказала. Прости.
– Не нужно извиняться. Ты права. Всем нужна мама. Даже моей дочери. Может быть, ей в особенности.
Но я сейчас хотел говорить не о Луне. Внезапно меня пронзило желание прикоснуться к Эди, и, сдвинув ладонь со своего бедра на ее колено, я легонько его сжал. Не для того, чтобы соблазнить ее, а чтобы утешить.
– Когда ты сказала, что не знаешь, стоит ли говорить ему… ты имела в виду не Джордана, Эди.
Она осторожно перевернула мою ладонь и переплела наши пальцы. Мы оба смотрели на руки, как на волшебство. Мои крупные, смуглые пальцы обвились вокруг ее крошечных белоснежных пальчиков. Свет за окном мерк, как и мои намерения сохранять наши отношения несерьезными.
Они не были несерьезными.
Никогда не были.
Это была сущая катастрофа, и я должен был положить ей конец, пока она не прикончила меня, но как я мог это сделать, когда мать Эди лежала в коме, а сама она держала меня за руку, будто я был ее другом, ее парнем, ее любовником.
Я поднял взгляд и увидел, что она перестала плакать. Ее лицо исказила ненависть, челюсти были плотно сжаты.
– Тео, – сказала она.
– Тео? – переспросил я.
Мне казалось, что я уже слышал это имя, но не был уверен, где и когда. Очевидно, что была чертова куча всяких Тео. Но какой-то мучительный зуд внутри настойчиво подсказывал мне, что я знал Тео, о котором она говорила. По крайней мере, знал о нем.
– Да. Он мой брат. Он родился, когда мне было шесть лет. Сейчас ему двенадцать. Но… во время родов возникли сложности. Маме дважды стимулировали роды. Пуповина обвилась вокруг его шеи, но к тому времени роды уже начались, и ей не могли сделать кесарево сечение. Он надолго… остался без кислорода.
Она прокашлялась, подняла взгляд и, нахмурившись, погрузилась в воспоминания.