– Но я не знаю, что писать, – вновь подал голос Донской.
– Не бойтесь, я продиктую, – успокоил его Рязанов.
Донскому не оставалось ничего иного, как усесться за стол и вооружиться ручкой. Рязанов начал диктовать: «Уважаемый Алексей Владимирович (Романов – председатель Комитета по кинематографии. –
Едва в документе была поставлена последняя точка, как Рязанов схватил его, видимо, опасаясь, что заявитель может передумать, и, сложив вчетверо, спрятал в карман. Затем скоренько распрощался и ушел, вполне удовлетворенный результатом. Но едва он оказался на улице, как на душе у него заскребли кошки. По его же словам: «Я чувствовал, что в применении напора, силы и непримиримости где-то переборщил. Я ведь настроился на сопротивление Донского, на его ершистость, на отрицание вины, а увидел лишь пассивное послушание, очень непривычное. И хотя оскорбили меня, я испытывал жалость к нашему кинематографическому корифею…»
В эти минуты Рязанов даже готов был порвать злосчастное заявление, но затем взял себя в руки и отправился прямиком в Малый Гнездниковский переулок, в Кинокомитет. Однако вручать бумагу лично председателю он не стал, а передал его секретарше. После чего попрощался и ушел. И больше судьбой этого документа не интересовался.
Скандальный хоккей
После памятного скандала в мае 1969 года
, когда тренер хоккейного ЦСКА Анатолий Тарасов увел свою команду со льда и на полчаса сорвал финальный матч со «Спартаком», недоброжелатели тренера спали и видели, как бы лишить его всех его высоких постов (тренера ЦСКА и национальной сборной). Тогда, в 69-м, у них это не получилось. Тарасов сохранил за собой оба поста и добился новых успехов: и ЦСКА, и сборная под его руководством в 1970 году снова стали чемпионами. Но два года спустя ситуация для Тарасова снова стала тревожной.Все началось в начале года, когда Тарасов привез советскую сборную на Олимпийские игры в Саппоро. И вот, во время решающий игры с принципиальным соперником – сборной Чехословакии, которая состоялась 13 февраля 1972 года
– произошел инцидент, когда нападающий чехов Вацлав Недомански (тот самый, который в 70-м плюнул в лицо Александру Мальцеву) после остановки игры запустил шайбой… в Тарасова. К счастью, резиновый кругляк не достиг цели – ударился о борт и отскочил в сторону. Все тогда списали этот поступок игрока на его нервозность – чехи проиграли игру со счетом 2:5. Но сам Недомански много позже так объяснил свои действия: «На Тарасова я до сих пор имею зуб. Какими словами обзывал он меня со скамейки запасных, не передать. Не думал, наверно, о том, что русский язык мы тогда изучали в школе и что я его прекрасно понимал. Вот я и не сдержался в конце концов».Действительно, был за Тарасовым такой грех: он любил словесно унижать своих соперников. Причем не только зарубежных, но и своих, советских. Вот как об этом вспоминает Е. Рубин:
«Константин Локтев передавал мне содержание тарасовских установок перед матчами с воскресенским „Химиком“:
– Все маленькие, все бегут и у всех нос крючком. Так неужели мне вас учить, как обыграть эту воскресенскую синагогу? – На том наставление заканчивалось.
В «Химике» единственным евреем был тренер Николай Семенович Эпштейн. На лед он не выходил, во время игры не бегал. Но Тарасову хотелось напомнить игрокам о существовании Эпштейна, не называя его по имени и не указывая на его национальность. Напомнить так, на всякий случай: лишний повод вызвать у игроков перед матчем спортивную злость не помешает…»
Та Олимпиада в Саппоро закончилась победой советской сборной. А спустя два месяца должен был состояться очередной чемпионат мира и Европы. Проходить он должен был… в Праге. И вот, практически сразу после Олимпиады, чехословацкое руководство обратилось к советскому с настоятельной просьбой… не присылать к ним Тарасова. Дескать, у многих игроков чехословацкой сборной существуют к нему неприязненные отношения, и это может плохо отразиться на обстановке во время игр с советской сборной. Эту просьбу недоброжелатели Тарасова решили использовать как главное оружие против тренера.