Начальника порта искали, но, учитывая глубину моря, сильное течение и время, прошедшее с момента его гибели, поиски скоро за бесполезностью прекратили. Потом прилетел вице-губернатор Вейдинг с полицейскими и провел обстоятельное расследование случившегося. Так же как и мы, норвежцы пришли к заключению, что произошел несчастный случай.
…Мы не остановились на достигнутом и приступили к ремонту находившегося в нашем распоряжении морского катера — также доведенного нерадивыми пользователями до аварийного состояния. Приближалось лето, и катер при отсутствии снега должен был решить насущные проблемы связи с норвежским поселком и попутно доставить нам массу радостей. В противном случае мы должны были все время ориентироваться на единственный в Баренцбурге кораблик — портовый буксир «Гуреев» — и вертолеты треста, которые наши планы, естественно, в расчет не принимали и ходили в Лонгйербюен, когда это вызывалось исключительно потребностями дирекции рудника.
В июне, после длительных мучений, мы кое-как отремонтировали шведский двигатель катера, «словили» кран и спустили с его помощью наш «крейсер» на воду для проведения пробных испытаний. Испытания прошли более-менее удовлетворительно, и мы запланировали в ближайшие выходные поход к мысу Старостина. Это была наша вторая маленькая победа над разрухой и бесхозяйственностью. Арсенал оперативной техники пополнился важным средством передвижения, и мы с возросшим оптимизмом смотрели в наше полярное будущее.
А между тем по мере развала государства мы на Шпицбергене испытывали лишения в части поддержания связи с материком. Магнитная шапка над Северным полярным кругом блокировала слабые радиосигналы старенькой поселковой радиостанции, и мы неделями сидели без связи с Москвой. Наиболее срочные телеграммы приходилось в закодированном виде посылать по телефаксу в наше посольство в Осло. Двойная шифровка вызывала досадные накладки и недоразумения.
В конце 1991 года прервалась авиасвязь с Мурманском и Москвой. Регулярные — раз в две недели — полеты самолетов «Аэрофлота» стали не под силу тресту «Арктикуголь» по причине дороговизны аренды. Рудник лишился возможности вовремя заменять смены шахтеров, а консульство — курьерской связи. Декларированные новой властью хозрасчет и самостоятельность предприятий выходили нам всем боком.
Мириться с такой ситуацией было уже невозможно, и «Арктикуголь» решил вернуться к старой практике использования пароходов. Первый пароход из Мурманска шел в разгар «полярки» четверо суток — было вообще удивительно, как он дошел и не вмерз во льды, и его прибытие в Баренцбург совпало с моим пятидесятилетним юбилеем. Капитан парохода отказался входить в покрытый толстым льдом Гренфьорд и бросил якорь у входа в залив, у кромки Исфьорда, где вода была еще чистая ото льда.
Выгрузка и погрузка на пароход с помощью зависавших над палубой вертолетов в условиях крепчайшего мороза и темной полярной ночи превратилась в героическую эпопею. Капитан судна дал указание машины не останавливать, и пароход не стоял неподвижно на месте, а все время маневрировал. Но и это не помогло, и пароход все-таки сковало льдом. Лед вокруг парохода пришлось подрывать, но для этого потребовалось разрешение сюссельмана. В ночной кутерьме в воду попало несколько пассажиров, но их, слава богу, удалось спасти.
Прибывшие в консульство дипкурьеры не попадали зубом на зуб от холода и затравленно озирались по сторонам, ожидая с нашей стороны какого-нибудь подвоха. Когда их отпоили «баренцбургским грогом», они произнесли только одну фразу: «Никогда больше ни ногой на Шпицберген» — и чуть не разрыдались.
Весь мой юбилей прошел под знаком отправки парохода, и от стола отходил то один гость, то другой, чтобы тоже подключиться к подвигу.
А подвигам в нашей русской жизни действительно всегда есть место.
Прав был классик — он как в воду глядел.
Воду Гренландского моря.
В этой связи вспоминается следующий характерный для первых лет «демократии» эпизод. В Баренцбурге одним ранним мартовским утром 1991 года случился переполох. Без всякого предупреждения в порт прибыл огромный — водоизмещением 80 тысяч тонн — ледокол! Спустя час в консульстве появился его бравый капитан, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение, с одной стороны, и объяснить причину нежданного визита — с другой.
Оказалось, что Мурманское пароходство, получив самостоятельность, решило немедленно ею воспользоваться в самых благородных целях — заработать для порта и его акционеров валюту.
— Ну и что? — спросили мы недоуменно капитана.
— Как — что: у нас ледокол, у вас лед. Мы готовы…
— Позвольте, позвольте. В том, что вы готовы колоть лед, у нас сомнений нет. А для кого вы хотите его колоть?
— А разве Баренцбургу не нужно?
В ответ мы дружно расхохотались, а капитан укоризненно посмотрел на нас, принимая, вероятно, за слабоумных.