Прошло много времени, и она почти забыла христианскую веру, но однажды в воскресный день она сидела, качая на коленях младшего сына, и услышала, как наверху звонят церковные колокола. Тут ее охватила глубокая тоска и желание побывать в церкви, так что слезы покатились по щекам. Морской муж, видя ее горе, стал расспрашивать о причине. Тут она принялась жалобно заверять его в своей любви и молить, чтобы он позволил ей разок побывать в церкви. Муж не мог устоять перед ее мольбами, но, провожая на берег, настойчиво упрашивал поскорее вернуться к детям. Посреди службы он вышел на берег и, подойдя к церкви, позвал: «Грета, Грета!» Жена прекрасно слышала его, но про себя решила остаться до конца службы. Когда служба кончилась, муж снова подошел к церкви и крикнул: «Грета, Грета! Скоро ли ты придешь?» Но она не вышла к нему. Он пришел в третий раз, крича: «Грета, Грета! Скоро ли ты придешь? Твои дети плачут без тебя!» Увидев, что жена не выходит, он горько заплакал и ушел обратно на дно моря. Но с того времени Грета жила со своими родителями и оставила морского мужа самого заботиться о бедных малютках. Его плач и жалобы часто слышались из глубины.
Вышеприведенное составляет содержание старинной датской баллады «Agnette og Havmanden» и двух прекрасных поэм Баггесена и Оленшлегера.
На Фарерских островах бытует поверье, что тюлень каждую ночь сбрасывает шкуру, принимает человеческий облик и танцует и веселится по-человечьи, пока опять не наденет шкуру, чтобы снова обернуться тюленем. Некогда случилось, что один человек, проходя берегом, нашел сброшенную шкуру и взял себе, после чего тюлень, оказавшийся красивой девушкой, принужден был остаться в человеческом облике. Человек взял эту девушку в жены, прижил с ней детей, однако по прошествии нескольких лет жена нашла свою шкуру, не удержалась и завернулась в нее, снова став тюленем.
По старинной датской балладе, морская дева предсказала смерть жены Вальдемара Второго, прозванного Провидцем или Победоносным. И в хронике Фредерика Второго Датского мы читаем следующий рассказ: «В 1476 году, поздней осенью, старик-крестьянин из Самсо пришел ко двору, который тогда находился в Каллундборге. Он поведал, что, работая в своем поле близ морского берега, многократно видел прекрасную женщину, которая ниже пояса походила на рыбу, и та строго приказала ему идти и объявить королю, что, поскольку Господь благословил чрево его жены сыном (впоследствии Христианом Четвертым), который будет первым среди величайших князей Севера, при том что в его королевстве нашли себе место всяческие грехи, он должен серьезно и сурово искоренить таковые грехи, дабы Господь в гневе не покарал его».
Наиболее полные легенды о морских девах рассказывают на Шетландских островах. Там говорят, что «они живут среди рыб, в глубинах океана, и дома их выстроены из коралла и жемчуга; что они напоминают обликом людей, но превосходят их красотой. Желая посетить верхний мир, они надевают
Этот сюжет несколько напоминает рассказ о Велунде и детях конунга Нидуда и о трех валькириях.
Некий человек и его жена узнали немало горя с подменышем, оставленным у них подземным народцем вместо похищенного младенца, которого не успели вовремя окрестить. Подменыш вел себя самым странным образом. Оставшись один, он буйствовал, бегал вдоль стен, забирался на куриный насест, вопил и кричал. Если же кто-нибудь находился с ним рядом в комнате, он сонно сидел у стола. Ел он за четверых, не разбирая, что перед ним поставили, и всегда был голоден. Долго не знали, как от него избавиться, но наконец жена, женщина сметливая, надумала, как выжить его из дома. Однажды, пока он был в поле, она убила свинью, сделала из нее «пуддинг» (колбасу) вместе со шкурой и щетиной и, когда подменыш вернулся, поставила перед ним. Он, как обычно, набросился на еду, однако постепенно начал задумываться и наконец замер с ножом в руках, разглядывая пуддинг. Потом он воскликнул: «Пуддинг со шкурой и со щетиной! Пуддинг с костями и пуддинг с глазами! Я видел три весны в лесу у озера Тиис, но такого пуддинга не видал. Больше злой дух здесь не останется!» С этими словами он убежал прочь и больше не возвращался.