Скандинавские сказания о богах и героях

Как вы помните, «поэтический мед» хранился в двух кувшинах и котле. Первым же глотком владыка мира осушил один кувшин, вторым — второй, а третьим — котел.

— Прощай, Гуннлед, спасибо тебе за гостеприимство, — сказал он и, превратившись в орла, вылетел из пещеры.

— Прощай, Больверк! — со слезами на глазах прошептала девушка. — Неужели ты приходил только за тем, чтобы я потом тосковала по тебе всю мою жизнь?

В это время в пещеру быстро вбежал Гуттунг. Возвращаясь домой, он увидел вылетевшего из нее Одина и заподозрил неладное.

— Где мед? — спросил он у дочери.

Гуннлед молча показала ему на пустые сосуды.

Великан издал глухое проклятье и, накинув на себя свое орлиное оперенье, помчался следом за отцом богов.

Выпитый Одином мед мешал ему лететь, и, когда он достиг Митгарда, Гуттунг стал его нагонять. Тогда, видя, что великан вот-вот его схватит, Один выплюнул часть меда на землю и, быстро замахав крыльями, достиг Асгарда. Здесь он наполнил принесенным им напитком большой золотой сосуд и отдал его своему сыну, богу поэтов Браги.

С того дня подлинное поэтическое искусство существует только в Асгарде или у тех, кого боги им наделяют. Правда, та часть меда, которую выплюнул владыка мира, упала на землю и стала достоянием людей, но это были подонки, отстоявшиеся на дне сосудов, — вот почему на свете так много плохих поэтов.

КАК СТРОИЛАСЬ КРЕПОСТЬ АСОВ

Тор все еще не вернулся из далеких краев, где он продолжал воевать с Гримтурсенами, когда Хеймдалль, стоя на страже у радужного моста, увидел, как к воротам Асгарда приближается какой-то великан.

Сбежавшиеся на его зов Асы уже собирались было позвать Тора, но потом, видя, что великан безоружен, решили сначала спросить у него, кто он такой и чего ему от них нужно.

— Я каменщик, — отвечал тот. — И пришел предложить вам построить вокруг Асгарда стену, которую не сможет преодолеть ни один враг.

— А что ты за это хочешь? — спросил Один.

— Немного, — отвечал исполин. — Я слышал, что у вас в Асгарде с недавнего времени живет прекрасная дочь Нйодра, богиня любви Фрейя. Выдайте ее за меня замуж, а в приданое ей дайте луну и солнце.

Предложение великана показалось богам настолько дерзким, что они рассердились.

— Уходи прочь, пока мы не позвали Тора! — закричали они.

— Постойте, не надо торопиться, — остановил их Локи. Позвольте мне с ним договориться, — добавил он тихо, — и поверьте, что тогда нам ничего не придется платить.

Боги, зная его хитрость, не возражали.

— За сколько времени ты берешься построить такую стену, и кто будет тебе помогать? — спросил бог огня у великана.

— Я буду строить ее ровно полтора года, и мне не нужно никаких других помощников, кроме моего коня Свидильфари, — отвечал исполинский каменщик.

— Мы принимаем твои условия, — сказал Локи, — но помни, что, если к назначенному сроку хотя бы одна часть стены не будет достроена, если в ней не будет хватать хотя бы одного камня, ты ничего не получишь.

— Хорошо, — усмехнулся великан. — Но и вы все поклянитесь в том, что не будете мне мешать, а после окончания работы отпустите домой с обещанным вознаграждением, не причинив мне вреда.

— Соглашайтесь на все, — посоветовал Локи богам. — Он все равно не успеет за полтора года построить такую длинную и высокую стену без помощников, и мы можем смело поклясться в чем угодно.

— Ты прав, — произнес Один.

— Ты прав, — повторили за ним остальные Асы и дали Гримтурсену требуемую им клятву.

Великан ушел, но уже через несколько часов вернулся обратно вместе со своим конем Свадильфари.

Свадильфари был величиною с большую гору и так умен, что сам, без понукания, не только подвозил к Асгарду целые скалы, но и помогал своему хозяину при укладке стен, работая один за десятерых.

Невольный страх проник в сердца Асов, и, по мере того как стены вокруг них поднимались все выше и выше, этот страх все усиливался и усиливался. Глядя на великана и его могучего коня, бедная Фрейя плакала целыми днями, проливая свои золотые слезы, которых накопилось так много, что на них можно было бы купить целое королевство на земле.

— Скоро мне придется отправиться в Йотунхейм, — горевала она.

Вместе с нею плакали Суль и Мани, и поэтому луна и солнце каждый день всходили закрытые туманной дымкой.

Асы с грустью вспоминали тот час, когда они исполнили желание Гримтурсена и дали ему клятву, запрещающую им позвать на помощь Тора, который сразу избавил бы их от великана, но особенно сердились они на бога огня.

Наконец, когда до назначенного великаном-каменщиком срока оставалось два дня, а работы ему — всего на один день, боги собрались на совет, и Один, выступив вперед, сказал:

— Над нами нависла беда, и это ты, Локи, один виноват во всем. Ты уговорил нас заключить договор с Гримтурсеном, ты уверял, что он не сумеет закончить стену в срок. Ты один и должен за все расплатиться.

— А зачем вы меня послушались? — оправдывался бог огня. — Ведь я не пил воды из источника Мимира и не так мудр, как ты, Один!