— Это совершенно против правил,— сердито выговаривал он фру Ларсон. — Так просто нельзя! Если нет доказательств, лучше промолчать.
— Мне промолчать? — воинственно возразила фру Ларсон. — Никогда в жизни!
— Но выступать с необоснованными обвинениями…
— Необоснованными? Очень даже обоснованными! Секретарша Викторсона, дочь племянницы моего мужа, все слышала и видела.
— Я все это уже слышал из совершенно иного источника, — осторожно заметил лидер городских профсоюзов. — Похоже, это действительно правда.
Рассудительный советник так тяжко вздохнул, что и камень бы прослезился.
— Правда или неправда,— заметил он,— дело не в этом. Тут идет речь о вмешательстве в личные дела Викторсона. Это нам не к лицу. Это не касается городского совета как такового.
Выражение «как такового» всегда производило впечатление. Смысл этого выражения туманен, но впечатляет. На минуту воцарилась тишина.
— Откуда вы знаете, что это было его личное дело? — неожиданно спросил молочник. — Возможно, это касалось и города. Многие ходят в контору Викторсона по вопросам городской жизни. Я и сам туда к нему ходил по такому поводу.
Вармин сидел молча и ждал только возможности завершить дискуссию. С тех пор как он привлек всеобщее внимание, выбросив швейную машинку, он изо всех сил сопротивлялся тому, чтобы из скандалов делать политические аферы. И теперь он счел нужным вмешаться.
— В том-то все и дело, — перебил он. — Если дело было личным, мы с ним не имеем ничего общего. Но если дело касается города, тогда совсем другое дело. Лучше всего нам спросить самого Викторсона.
— Он наверняка еще здесь, — отозвался рассудительный советник и услужливо вскочил. — Я пойду позову его, ладно?
Викторсона он и в самом деле еще застал. Тот как раз беседовал с репортером местных новостей из окружной газеты, которому предстояло писать отчет о заседании совета. Викторсон настаивал, чтобы в заметке обязательно упоминалось, что фру Ларсон нанесла ему беспардонное оскорбление. Репортер Остлунд обещал, что напишет о грубом оскорблении. Он был осторожным и рассудительным, его доходы зависели от инвестиций местных коммерсантов.
Когда Викторсон в сопровождении рассудительного советника предстал перед неприятельским лагерем, он зло покосился на фру Ларсон, на что она ответила тем же. Потом повернулся к Вармину, который задал ему подготовленный вопрос.
— Наш с Боттмером разговор носил исключительно личный характер, — не раздумывая, заявил Викторсон. — Не понимаю, почему фру Ларсон…
— Будьте так любезны не обвинять меня в том, чего я не говорила,— перебила его фру Ларсон.— Я только сказала, что он пришел просить помощи. Разве не так?
Викторсон растерянно сглотнул, потом напрягся и заявил:
— Нет, все было не так. Боттмер не пришел просить меня о помощи. Он принялся упрекать меня в том, что два года назад я не захотел одолжить ему денег, чтобы он избавился от обвинения в растрате имущества клиентки. Я ему ответил, что и не мог, и не хотел. Потом он повел себя так, что мне пришлось его вышвырнуть.
— И это все содержание вашей беседы? — спросил Вармин.
— Да, это все.
— В таком случае, — заявил Вармин, заглушая недовольное ворчание фру Ларсон, — мы от имени нашей фракции должны выразить сожаление, что это стало достоянием публичного внимания.
Собрание молчало. Политические лидеры поклонились друг другу, и Викторсон удалился.
— Но все-таки… — начала фру Ларсон.
— Фракция как таковая…— начал рассудительный советник.
— Замолчите! — осадил их Вармин. — Нам придется удовлетвориться ответом Викторсона. Ничего больше мы из него не выжмем. Ссора носила личный характер. А теперь нам пора расходиться.
На другой день Аброка узнала, что произошло. Местная газета возбудила всеобщее любопытство фразой о грубом оскорблении, нанесенном фру Ларсон. Люди обращались к знакомым советникам, чтобы узнать, в чем было дело. Советникам пришлось немало постараться, чтобы проинформировать всех желающих об обвинении и ответе Викторсона. Все это детально обсуждалось в дебатах за столами «Плазы», главной бирже сплетен в городе. И общественное мнение склонялось на сторону коммерсанта.
— Обвинить кого-то в том, что он не захотел помочь преступнику избежать законной кары, — нет, это уже слишком, — заметил главный здешний оратор под одобрительный гул окружающих, собравшихся на кофе Со сдобными булочками.
Прокурор Эк совершенно по другому делу встретился с молочником в его заведении. И тот повторил заявление Викторсона слово в слово, будто читая протокол.
— Никогда не соглашусь с его политическими взглядами, — сказал молочник,— у меня совсем иные взгляды, но в этом случае…
— Значит, Боттмер не пришел к Викторсону ни за чем иным? Только поругаться?
— Только и исключительно. А в чем он его упрекал? В том, что ему не помогли замести следы преступления? Ну все имеет свои границы.