В то утро он хотел понаблюдать за людьми, так или иначе связанными с ателье, которые могли оказаться в нем накануне вечером. Возможно, среди них был кто-то, кто знал во всех подробностях, что же тут произошло, и теперь с невозмутимым видом вернулся на место преступления.
Когда Палле провел их в салон, все были изрядно напуганы видом полицейских и фотографов, столпившихся у подъезда, на лестнице, в холле, напуганы магнитофоном, стоящим на отделанном под мрамор столике, тем, что привычная атмосфера модного ателье полностью разрушена присутствием множества мужчин.
Вик по очереди побеседовал с четырьмя портнихами, которые мало что ему сообщили. Комната, где они работали, была своеобразным замкнутым мирком — они практически не общались с клиентами. О Веронике Турен знали только понаслышке, ни у кого из них не было ключа от ателье.
— Он у фру Юнг. Она часто работает сверхурочно. Спросите ее…
Но когда в салоне появилась фру Юнг и уселась напротив, седая и строгая, в отутюженной белой блузке и сером шерстяном костюме, как-то неожиданно получилось, что вопросы стала задавать она.
— Что случилось? Ограбление?
Кристер посмотрел в глаза, которые были еще светлее и холоднее, чем его собственные, будто и тепло, и синеву смыли время или слезы.
— Гораздо хуже. Убийство.
Она моргнула и довольно сухо, хотя и встревоженно, спросила:
— Кого убили? Надеюсь, не Марию?
— Почему именно Марию?
— Она ночует в ателье. И если это случилось после половины шестого, в ателье, кроме нее, никого не оставалось. Или ее тоже не было?
— Не было. Но ключи от ателье есть у многих.
— Разумеется. У меня тоже.
— Фру Юнг, вы заходили сюда вчера вечером?
— Нет, я собиралась поработать до семи, но потом поссорилась с сыном и совсем расстроилась. Так кого убили?
— Вашу клиентку Веронику Турен.
Гунборг Юнг поджала губы, от чего лицо ее стало неожиданно жестоким, и заявила:
— Это лучшая новость за несколько лет.
Кристер не мог скрыть удивления. Как-то не принято плохо говорить о покойном, тем более если его убили. А если можно самому оказаться в числе потенциальных подозреваемых, такую откровенность вовсе редко встретишь. Он молча ожидал пояснений, не сомневаясь, что они последуют. И комментарии действительно последовали.
— Она пошла в отца, такая же жестокая и злая. И такая же жадная.
— Похоже, вы хорошо знали все семейство?
— И вас это, конечно, удивляет? — хмыкнула портниха.— Откуда людям вроде меня знать, как живут хозяева жизни? Однако даже им нужны портные и садовники. И ничего не поделаешь, если богатые и бедные рождаются в одном приходе и живут слишком близко друг к другу.
— Вы имеете в виду приход, где родился Эрик Грен? Это где-то на юге Смоланда, если я верно помню.
— В Бергарюде. Он правил всем приходом, как собственным поместьем, его даже называли Горным Королем, и это очень меткая кличка, потому что он сидел на груде золота, как сказочный скупой король троллей. И как бывает в сказках, в своей дочери души не чаял и баловал ее без меры. Вот так и вышло, что случилось…
— Что вы имеете в виду? Ведь дела Вероники шли как нельзя лучше. И у меня возникло ощущение, когда я с ней встретился, что она вовсю наслаждалась жизнью.
Фру Юнг скептически вздохнула.
— Ну да, конечно, наслаждалась, пока могла всем распоряжаться. Она чувствовала себя замечательно, пока была центром всеобщего внимания, пока ею все восхищались и ее слушались. Но представьте, каково было тем, кому вечно приходилось поддакивать и уступать ее бесконечным капризам. И не забудьте еще одно: ради жалкой пары сотен крон она могла буквально шагать по трупам. И вот теперь кто-то, совсем измученный ее фокусами, положил всему этому конец. Вот что я имела в виду.
— Долго вы были у нее домашней портнихой?
— Я начала шить для ее матери еще в тридцатые годы — тогда была безработица, так что оставалось только радоваться любой работе. Но матушка ее была женщина милая и добрая, ничего дурного о ней не скажешь. Ну вот, потом они со стариком умерли, и Вероника, которой не было еще и двадцати пяти, унаследовала все — землю, акции, счета в банках, чужие векселя. Я по-прежнему ее обшивала — летом, когда она приезжала домой в Бергарюд. Моя работа ее вполне устраивала. Возможно, дело в том, что она невероятно скупа, дешевле меня ей было не найти. Я перестала шить для нее, только когда овдовела и переехала в Стокгольм. Случилось это десять лет назад. Впрочем, так вышло, что и сейчас я продолжаю шить ей платья, коли работаю именно в этом ателье.
— То, что вы работаете в ателье, где она была постоянной клиенткой,— случайность?
Гунборг Юнг удивленно подняла брови.
— Случайность? Вовсе нет. Фру Арман и Вероника — подруги еще со школьных лет…
Кристер Вик скептически хмыкнул.
— Вы хотите сказать, что Аста Арман тоже из Бергарюда?