Скарамуш. Возвращение Скарамуша

– Это ничего не меняет, – перебил д’Антрег. – Вы отдадите письмо мне. Я прошу вас об этом от имени его высочества. И забудьте, что привезли это письмо. – Устремив многозначительный взгляд на озадаченного Ланжеака, он повторил: – В государственных интересах, суть которых я не вправе вам открыть.

Возникла пауза. Потом Ланжеак пожал плечами, вручил д’Антрегу письмо и дал требуемое обещание. Возможно, то, что он недолюбливал Андре-Луи, помогло ему отнестись к происшедшему безразлично.

Граф д’Антрег вернулся к принцу.

– Этот Моро снова прислал письмо, – сухо объявил он.

– Письмо? – Регент поднял глаза. Его взгляд не выражал никаких чувств.

– Мадемуазель де Керкадью. Я принес его сюда. Едва ли мы можем допустить, чтобы его вручили адресату. Тогда стало бы известно и о других письмах.

Его высочество быстро сообразил, что имеет в виду д’Антрег.

– Черт бы побрал вас с вашими советами! Что из всего этого выйдет? Если этот субъект в конце концов останется в живых, ваши махинации с его письмами откроются. Как в таком случае мы будем выглядеть?

– Мои плечи выдержат этот груз, монсеньор. Вашему высочеству совершенно ни к чему раскрывать свое участие в маленьком обмане, продиктованном исключительно милосердием. И, кроме того, крайне маловероятно, что Моро уцелеет. Рано или поздно удача ему изменит.

– Ха! А если нет?

Смуглое худое лицо графа, изборожденное, несмотря на его относительную молодость, глубокими морщинами, осталось непроницаемым. Взгляд темных глаз был тверд.

– Ваше высочество желает выслушать мое мнение?

– Вы же меня слышали.

– На вашем месте, монсеньор, – тихо и медленно произнес д’Антрег, – я устроил бы так, чтобы новость о спасении Моро, даже если она и достигнет когда-нибудь ушей мадемуазель де Керкадью, пришла слишком поздно, дабы иметь какое-либо значение.

– Бог мой! Что вы имеете в виду?

– Только то, ваше высочество, что, на мой взгляд, до сих пор вы были чересчур терпеливы.

Казалось, регент был потрясен.

– Терпение в таких вопросах не всегда означает галантность, – осторожно заметил д’Антрег. – Оно не льстит женщинам, которые скорее простят излишнюю пылкость. Благоразумие поклонника подразумевает, что предмет поклонения недостаточно очарователен.

– Черт побери, д’Антрег! Какой вы, оказывается, низкий человек.

– Я готов стать кем угодно, лишь бы это служило интересам вашего высочества. Но где же здесь низость? Насколько я помню, прежде вы не колеблясь прибегали к решительным действиям, и, как должен показывать вашему высочеству прошлый опыт, ни одна женщина не может перед вами устоять. Почему же вы колеблетесь теперь? Тулон ждет вас с нетерпением, а вы никак не можете решиться и уехать. Я прекрасно понимаю причину вашего нежелания покидать эти места. Чего я не могу понять, так это того, зачем вы рискуете всем ради этой – да простит мне ваше высочество такую вольность – этой безрассудной страсти.

– Тысяча чертей, д’Антрег! – взорвался принц. – Теперь и вы заговорили как д’Аваре, который только что битый час читал мне проповедь о моем долге!

– Вы ошибаетесь, сравнивая меня с д’Аваре, монсеньор. Д’Аваре не понимает ваших затруднений. Он предлагает вам выбирать из двух зол: либо вы изменяете своему долгу, либо предаете свои чувства. Я же указываю вам выход, позволяющий сохранить верность и тому и другому. Отправляйтесь в Тулон, но возьмите мадемуазель де Керкадью с собой.

– Ах, легко вам давать советы! Но согласится ли она?

Д’Антрег продолжал гипнотизировать взглядом своего господина. На тонких губах графа появилась едва заметная улыбка, которая странным образом подчеркнула жесткое выражение его лица.

– При определенных обстоятельствах, безусловно, согласится, – многозначительно сказал он после долгой паузы.

Принц отвел глаза, избегая пристального взгляда помощника.

– А Керкадью? – спросил он. – Как быть с ним? Что, если он… – Его высочество не мог подобрать слов, чтобы закончить фразу.

Д’Антрег пожал плечами.

– Высшее чувство, которым движим господин де Керкадью, – это чувство долга по отношению к особам королевской крови. Я был бы удивлен, если бы он не привил это чувство своей воспитаннице. Но если у вас есть какие-то сомнения, монсеньор, если присутствие господина де Керкадью вас стесняет…

– Еще как! Чертовски стесняет. Что еще, по-вашему, до сих пор удерживало меня? В чем еще может крыться причина моего долготерпения, о котором вы так сожалеете?