– Вы слышали заверения этого человека. Видите, как он рассчитывает на друзей в Париже, точнее, на одного друга? Этот несчастный пребывает в заблуждении, будто во Франции по-прежнему торжествует тирания, просто одни тираны сменились другими. Что ж, он и его парижский друг весьма скоро обнаружат, что они ошибаются. – Андре-Луи повернулся к арестованному. – Мой секретарь записывает каждое ваше слово, так что взвешивайте их тщательно, иначе Комитет общественной безопасности сумеет оценить ваше красноречие по достоинству. Но позвольте дать вам дружеский совет: лучше помолчите. Вы здесь не затем, чтобы говорить, но затем, чтобы слушать.
Тюилье бросил на него свирепый взгляд, но благоразумно внял совету. Андре-Луи был краток:
– В вашем допросе нет необходимости. Дело завершено. Из документов, обнаруженных у вас в доме и находящихся сейчас при мне, а также из показаний члена вашего комитета со всей несомненностью следует, что вы арестовали Торена и отправили его в Париж по распоряжению гражданина Сен-Жюста. Обвинение в заговоре, на основании которого Торен был арестован, целиком и полностью ложно. Установлено полное отсутствие какого-либо заговора вообще. Этот факт подтверждается тем обстоятельством, что, помимо Торена, никаких иных заговорщиков выявлено не было. Как я уже говорил вам ранее, никому еще пока не удавалось организовать заговор в одиночку. В ходе расследования также установлено, что Сен-Жюст увез жену Торена в Париж. У нас есть сделанные под присягой заявления сестры и кузины Торена, которые подтверждают этот факт. Все население Блеранкура готово засвидетельствовать, как Торен негодовал и возмущался поведением депутата Сен-Жюста в выражениях, способных запятнать его репутацию. Это объясняет причины, по которым гражданин Сен-Жюст расправился с обманутым мужем, бросив его в тюрьму.
Депутату Сен-Жюсту придется ответить за свое бесчинство, когда я предоставлю отчет Комитету общественной безопасности. Вы же ответите за свое пособничество этому отвратительному акту тирании, этому гнусному злоупотреблению доверием народа. Если вы можете привести в свое оправдание какие-то доводы, способные смягчить вашу участь, – извольте.
– Мне нечего сказать. – Лицо Тюилье исказила ярость. – Все это абсурдные домыслы, за которые вы поплатитесь головой. Вы сунули свой нос в опасное дело, гражданин, и скоро вы это обнаружите. И вы туда же, кретины! Этот человек ведет вас, словно стадо баранов, на бойню, и вы покорно следуете за ним!
– Уведите его, – распорядился Андре-Луи. – Отправьте арестованного обратно в тюрьму, пусть находится там до тех пор, пока из Парижа не придет распоряжение о его дальнейшей судьбе.
Изрыгавшего проклятия Тюилье вывели из комнаты. Его место занял Бонтам. С ним Андре-Луи разделался еще быстрее. Расследование установило, что в течение последнего года гражданин Бонтам приобретал обширные участки земли в окрестностях равнины Бос, общая стоимость которых составляет приблизительно полмиллиона франков. Из документов, найденных у гражданина Бонтама, стало известно также, что он выступает лишь в роли доверенного лица депутата Сен-Жюста, каковой снабжает его деньгами. Таким образом, земли, о которых идет речь, являются собственностью Сен-Жюста и зарегистрированы на имя Бонтама с целью скрыть бесчестные приобретения гражданина депутата.
Бонтам подтвердил все сказанное Андре-Луи.
Буассанкур составил заключения по делу Бонтама и по делу Тюилье. Андре-Луи потребовал, чтобы каждый член комитета поставил под этими документами свою подпись.
Эти заключения завершали грозное досье, с которым Андре-Луи покинул наконец Блеранкур, до основания потрясенный его визитом. Вооруженный досье, Андре-Луи рассчитывал столь же основательно потрясти Париж.
Глава XLI
Меч занесен
Андре-Луи вернулся в Париж в середине нивоза,[297]
то есть в первые дни нового года.Он не мог бы выбрать более удачного времени для возвращения. Час для нанесения последнего сокрушительного удара пробил. Борьба между партией анархии и партией умеренных, а точнее, жестокая схватка между негодяем Эбером и титаном Дантоном подошла к концу. Раздавленный тяжестью красноречия Дантона, который ухитрился сделать из соперника посмешище, слабоумного, способного лишь на то, чтобы превратить революцию в объект глумления и ненависти, обезумевший Эбер попытался возглавить мятеж.[298]
Этим он подписал себе смертный приговор.
Предвидя его крах и желая этот крах ускорить, Робеспьер пробудился от бездеятельного созерцания, в котором дотоле пребывал, и включился в борьбу. Он понимал, что вскоре ему самому предстоит помериться силами с победителем, и, желая укрепить свои позиции, напустил на Эбера своего доблестного оруженосца Сен-Жюста. Этот ужасный молодой человек с блестящими глазами, смотревшими на мир с бесконечным состраданием, нанес мятежнику смертельный удар страстной, пламенной речью, пересыпанной восхвалениями чистоты и добродетели.
Эбер и его союзники были арестованы за участие в заговоре против государства. Их судьба была предрешена.