***
Прохладная сырость вытаскивает меня из забытья, я моргаю и вижу склонившегося ко мне в тусклом свете Баса, прижимающего влажную ткань к моему лбу.
— Не люблю, когда ты не слушаешься меня, — лаконично говорит он.
Я быстро вскакиваю и отступаю. Нащупав ночник, включаю его и медленно выдыхаю, раздумывая, не сошла ли я с ума. На долю секунды, в темной комнате, освещенной только светом из ванны позади него, он звучит совсем как Себастьян.
Такой властный и доминирующий.
Потирая себя руками из-за внезапного озноба, обнаруживаю, что на мне лишь тонкая маечка и трусики, а мои соски вопиюще выпирают через тонкую кораллового цвета ткань. Обхватив себя, интересуюсь:
— Где моя одежда?
Он указывает на край кровати, где в куче лежат мой свитер, лифчик и юбка.
— Ты вся горела. Мне надо было охладить тебя, — затем его серьезное выражение лица становится жестким. — А если бы влажная тряпка не справилась с задачей, следующим моим шагом был бы душ. Что, к чертям собачим, ты приняла?
— Ты серьезно? Я ничего не принимала. Меня опоили! — когда он хмурится, я тру свой лоб, пытаясь припомнить, что предшествовало дикой головной боли. — Я выпила одно пиво. Похоже, туда что-то подлили. Это единственное, что я там пила.
— Ты не должна была ехать туда одна.
Я напрягаюсь от его сурового, сердитого тона.
— Я и не была одна. Я поехала с Синтией. Ой, блин! Сколько… — Я замолкаю, осматривая незнакомую комнату, и вижу темное ночное небо за окном.
— На сколько я вырубилась? Если это случилось со мной… надеюсь, с ней все нормально.
— Ты была в отключке пару часов. У тебя был жар, в остальном ты в порядке. Твое дыхание нарушилось только перед пробуждением, в противном случае я повез бы тебя прямиком в больницу.
Он показывает на мой мобильник и сумочку, лежащие на прикроватной тумбочке.
— Тебе на телефон пришло несколько чудных эсэмэсок от некой Синтии. В конце концов, я ответил за тебя, сказал, что у тебя все хорошо, но тебе пришлось уйти.
Потираю виски, радуясь, что головная боль, похоже, отступает. Когда кондиционированный воздух попадает на мою теплую кожу, по мне бегут мурашки. Снова тру себя руками, но, вспомнив о своей откровенной маечке, опять обхватываю плечи.
— Передай, пожалуйста, мою одежду.
Бас фыркает и берет мою одежду в охапку. Протягивая ее мне, говорит:
— Нет ничего, чего бы я прежде не видел.
— Ну, у меня ты ничего не видел, — огрызаюсь я, чувствуя себя идиоткой. Кто бы ни отравил мою выпивку, он сделал это, когда тот парень лапал меня. А может, они работают в паре, и пока один отвлекал меня, второй занимался моим напитком. Мне сильно повезло, что там был Бас. Игнорируя его, я быстро натягиваю свитер на маечку, отказываясь от лифчика. Когда я встаю, чтобы надеть юбку, он не уходит. Вместо этого, как только я застегиваю ее, подходит ближе.
Он поднимает мое лицо за подбородок, выражение его лица твердое, как гранит.
— У меня вопрос. Кто такой Хейз?
Я сглатываю и буквально чувствую, как кровь схлынула с моего лица.
— Хейз?
Он кивает, но не отпускает меня.
— Ты назвала его «Гребаный ублюдок». Догадываюсь, что ты не используешь такие выражения в своей повседневной жизни.
Я вырываюсь из его хватки.
— Никто, — отвечаю я и пытаюсь его обойти, но Бас хватает меня за руку.
— Ти, — когда я поднимаю глаза, он ставит меня перед собой. — Почему ты выпила тот шот?
Я моргаю.
— Что?
Он придвигается так близко, что его широкая грудь касается меня. Водя пальцем по моей щеке, он шепчет мне на ухо:
— Почему ты выбрала водку?
Я пытаюсь игнорировать покалывания, возникающие от его прикосновений, но когда его большой палец скользит вниз к моей шее, я воспламеняюсь. Глубокий жар опаляет меня всю до самых кончиков пальцев.
Прежде чем я придумываю подходящий ответ, он наклоняет голову.
Его рот в миллиметре от моего.
— А сейчас откажешься?