– На Первое мая. Вернее, Слава познакомил нас еще в апреле, а на праздники Александр Антонович пригласил заглянуть, отметить, так сказать…
– О деньгах у вас с Перфильевым разговора не было?
– Что вы! Никогда!
– Но он знал, что устроил вам покупку вне очереди?
– Думаю, догадывался.
– А вам было известно, что Перфильев получил не шестьсот, а четыреста?
– Я догадывался. Но не знал точно, какую сумму Слава оставляет себе.
– Вам известно об ответственности за дачу взятки?
– Если я скажу – неизвестно, вы же не поверите… Но я очень вас прошу, учтите мое положение… У меня маленький ребенок… Я могу отдать эту проклятую ма-шину…
– Единственное, что в вашу пользу, – чистосердечное признание. И помощь дознанию. Это будет учтено судом. Можете идти.
– Давно вы знакомы с Коротковым?
– Дай бог память… Может, года два с половиной.
– При каких обстоятельствах познакомились?
– Он сам пришел.
– Куда пришел?
– А ко мне в кинотеатр.
– Как зритель, что ли?
– Зачем? Насчет работы. Он же художник.
– Афиши рисовать?
– Точно.
– И вы дали ему работу?
– У меня художник был, но он тогда как раз болел. Дело Славке нашлось.
– Он разве без дела ходил?
– Зачем? У него по договору солидная работа. У меня он просто подхалтуривал.
– Расскажите, как все это организовалось с приобретением машины.
– Ну как? Я в очереди на «Жигуленка» записан был, да очередь – она, сами знаете, не так быстро двигается. Славка знал – я машину хочу, ну и помог. Он парень оборотистый.
– Вы что же, попросили его помочь?
– Не помню, как получилось, может, и попросил.
– Постарайтесь вспомнить. Это имеет некоторое значение. И для вас тоже.
– Понимаю… Я на него лишнего валить не буду, но он мне в общем намекал.
– На что?
– Ну что у него есть возможность достать автомобиль без очереди.
– И подразумевалось, что нужно кому-то дать на лапу?
– Мы же не маленькие…
– А кому – Коротков не говорил?
– Это я потом уже узнал про Александра Антоновича. Когда лично познакомились.
– Коротков сказал?
– Зачем? Он не такой дурной. Виль догадался.
– Румеров?
– Да. Мы тогда у него вечерок для Славки устроили, а он Александра Антоновича привел. Ну у Виля голова не кочан, он быстро вычислил.
– Это было до того, как Виль тоже приобрел автомобиль, или после?
– После.
– Виля с Коротковым вы свели?
– Что значит – свел? Мы друзья. И со Славкой стали друзья… Чего ж тут сводить?
– А кроме Виля, вы Короткову никого не рекомендовали?
– Нет.
– Хорошо, Максимов, скажите, вы дочь Александра Антоновича знаете?
– Лену? Конечно. Мы с Вилем у них дома бывали.
– Простите за нескромный вопрос: в каких она отношениях с Коротковым?
– В хороших.
– Ну а точнее?
– Они, кажется, собирались пожениться.
– И раздумали?
– По-моему, Александр Антонович не одобрял.
– Из чего вы это заключили?
– Антоныч цену Славке знал.
– Странный вы человек, Максимов. Вы же цену тоже знали, а все-таки дружили и сами пользовались.
– Я один раз попользовался, а до остального мне дела нет.
– Вы когда-нибудь Уголовный кодекс читали?
– Не приходилось.
– И Виль вас не просвещал?
– Чего ему просвещать? Мы с ним одинаковые.
– Очень жаль… А кого Перфильев звал Клешней?
Максимов нахмурил брови.
– Какая клешня? Первый раз слышу.
Он не играл, не притворялся.
– Ладно, Максимов, вы свободны.
Глава 5. Автомобильная авария
Двадцатисемилетнему человеку, который за пять лет службы видел семнадцать трупов и который ежедневно общается с себе подобными людьми, общающимися, в свою очередь, – опять-таки по роду службы – исключительно с преступным миром, – такому человеку очень трудно сохранить изначальную веру во всеобщую чистоту человечества. Об очерствении и бесчувственности сыщиков Синельников читал и слышал, но когда искал среди старших примеры подобных очерствении почему-то не находил их. Скажем, кто-кто, а его начальник, Андрей-Сергеевич, сорок лет работающий в розыске, смог бы явить в этом смысле отличный образец. Между прочим, его немцы расстреливали, он два раза бежал из плена, у него сволочи полицаи убили жену и сына, и, когда он был в партизанах, посчастливилось ему, на свое горе, поймать полицая, который насиловал его жену перед тем, как скинуть ее в ров. Но даже того грязного полицая, за которого никто бы и слова не сказал, Андрей Сергеевич своей рукой, своей волей не казнил – отдали его под трибунал…