Сказ о Черном Чапае (СИ)

- Товарищ ординарец! - спрыгивая наземь, приветствовал Чапаев одного из бойцов, как и вся дивизия, основательно поизносившегося - в засаленной гимнастерке и стоптанных запыленных ботинках с бурыми от грязи обмотками. Чапаев наоборот одет был отменно -- черная папаха, новенький френч, портупея с прицепленным с одного бока маузером, с другого казацкой шашкой, синие кавалерийские брюки, высокие начищенные сапоги. Среднего роста с тонкими чертами лица и голубыми глазами Василий Иванович, казалось, совсем не походил на грозного бесстрашного командира, но его властные движения и уверенный голос быстро избавляли от подобных сомнений. Петька -- дюжий, ладно скроенный с густыми вьющимися темными волосами балагур, как и положено ординарцу, выскочил из строя, вытянувшись во фрунт, взял под козырек.

- Как настроение? - Чапаев прищурился и подмигнул.

- Да вот думка мне покою не дает, - ответил Петька.

- О чем думка-то твоя? Где в Лбищенске самогонкой разжиться, иль махорки у кого стрельнуть?

- Бери выше, Василий Иваныч. Во всемирном масштабе! - лицо Петьки приобрело многозначительный вид.

- Ишь ты, во всемирном. Ну и шо тебя волнует в энтом масштабе? - Чапаев сдвинул папаху на затылок и разгладил чуб.

- Когда мы всех гадов буржуев кончим и справедливость по всей земле восторжествует? - иногда ординарец озадачивал командира каверзными вопросами, смысла которых до конца и сам не понимал.

- Сурьезные вопросы! А шо делать али кто виноват - об том не мозгуешь?

- Было бы об чем мозговать! - возмутился Петька. - Кого как не буржуев винить, эксплуататоров трудового народа? Бить их до победного конца -- вот шо делать!

- Эх простота... Ну а как всех врагов изничтожишь?

Сметливый чапаевский ум не принимал сразу простых и, казалось бы на вскидку, верных ответов. Чапаев всегда въедливо, неторопливо рассуждая что да как, доходил до сути дела, но уж если составлял мнение по какому-нибудь вопросу, то тут уж никто не мог его сдвинуть ни на пядь.

- Апосля всемирная коммуна. Живи не хочу, катайся как сыр в масле. - Петька осклабился сладкой улыбкой, будто представил себя головкой сыра возлежащим на ложе из коровьего масла.

- Знаешь, товарищ дорогой, смекаю я: не бывать счастью всеобщему, - Чапаев носком сапога пнул лежащий на дороге камешек. - Страданий тех вот сколь угодно, хоть лопатой греби.

- С чего это ты, командир, словно на панихиде запел?! - Петьку разобрало: как-так нет счастья.

- Верно, по человеку панихиду справляю.

Характер Чапаева был таков, что веселье и шутки, неожиданно сменял он на мрачную задумчивость, в такие моменты в дивизии знали: "Чапай думу думает" и старались понапрасну не лезть на рожон.

- Пуст человек, словно ножны без сабли. Разлюбил я человека. А за шо его любить? - вопрошал Чапаев. - Выела душу нам изнутри ненависть, воюем уж пятый год как, озлобились хуже зверей.

- На кой ляд, скажи мне тогда, мы кровушку проливаем как не за ради человека? По-твоему, ложись да помирай! Сражаемся-то мы против злобы человеческой! Али не так? Слушаю да диву даюсь! Не уразумею твою философию, - Петька развел руками в стороны, будто пытаясь ухватить ускользавшую мысль командира. - Ты как-никак плоть от плоти простого народа а рассуждаешь не понять... гнешь куда-то...

- Так ведь я не анкета, на мне не написано чего пережил, какие мысли передумал... Мальцом, помню, года два по Волге мыкался с шарманщиком. Всякого тогда навидался, наслушался. Иной раз болтали, будто приблудила меня губернаторская дочка от цыгана-артиста, да и отдала как игрушку в бедную семью, шоб позору избежать, значит. Поди, оттудова у меня и тяга неуемная к свободе да шалопайству. Повезло у нашего лучшего столяра в учении состоять. Грамотный оказался мужичонка, он-то мне мозги вправил, как отец родной надоумил. До того в трактире половым прозябал, тычками да оскорблениями обласкан, случилось у купца помощником служить, тот стервец воровать у покупателя приучал... Одно с младых ногтей понял: человек человеку волк. Да и как не быть волком, коли людей будто зверей в одной клетке заперли и нарошно стравливают! Классовая борьба, значит! И главный-то зачинщик, пожалуй, не буржуй и не император даже. Они-то помрут и духу их не останется. Мерекаю, шо сам человек и есть первый враг себе и другим.

Ошалевший от такого зигзага Петька с недоумением поскреб маковку.