Сказ о пути

Дийк бродил по одинаковым сырым туннелям, пока не почувствовал, что не может больше ступить ни шагу. Он прислонился к стене и сполз по ней. Теперь ноги его целиком находились в воде. Подземный холод сковал их и побежал вверх по позвоночнику.

Он был прав, тот безумец в пещере. Вот и к нему подступает безумие. Он уже слышит его смрадное дыхание в своем мозгу, ощущает липкое давление внутри глазниц…

Все вокруг расплывалось — видимо, от усталости. Дийк сделал несколько глубоких вздохов, пытаясь навести хоть какой-то порядок в голове. Тщетно. Вместо стройности и порядка ворвался рой осколочных воспоминаний и закружил, вовлекая в хаотичные водовороты. Вот ладонь Наки с кровоточащей ссадиной на мизинце — она напоролось на сучок в том доисторическом лесу, где они встретили племя мохнатых существ, уже взявших в руки палку но еще не обзаведшихся речью… Вот Гоа поджимает переднюю лапу и жалобно скулит — его укусила змея. Два дня зверь метался между жизнью и смертью, а они сидели возле него в пещере, беспомощные и молчаливые, и не было в жизни промира более холодных дней… А вот щеки девочки, залитые неестественно ярким светом самого потрясающего восхода из всех, что он видел…

Что-то переменилось. Гнилостный запах сгустился — казалось, его можно было осязать. Звук достиг такой силы, что барабанные перепонки напряглись, словно струны, готовые лопнуть. А затем из-за поворота туннеля появилось нечто… Больше всего это походило на волну грязно-бурого тумана, из которого тянулись отростки — то ли конечности, то ли щупальца. Но страшны были не столько они, сколько вырвавшийся на свободу запах. Никогда прежде Дийку не могло бы придти в голову, что запахом можно свести с ума.

Туманообразная масса заполнила весь туннель и, медленно перетекая или ползя, надвигалась на него. Страх приковал промира к месту. Когда зловонная туша была уже шагах в десяти, каким-то чудом он сумел справиться с собой: вскочил на ноги и ринулся прочь. Это был инстинкт — думать он был не в состоянии. Ужас завладел остатками сознания. И еще в нем зрел дикий гнев на самого себя. Эти страсти, перемешиваясь и усиливая друг друга, придали ему энергию, позволившую развить немалую скорость.

Дийк не заметил, как споткнулся обо что-то и упал. Лишь когда рот его захлестнула вонючая вода, вызвав кашель, он немного пришел в себя. Поднявшись на дрожавшие от перенапряжения ноги, он уперся в тупик, которым заканчивался туннель. В тупике была дверь, в которую промир забился всем телом — не только кулаками, но ногами, грудью и подбородком…

Как дверь в конце концов отворилась, и он рухнул в проем — он уже не помнил.

Сознание умчалось прочь, ухватив напоследок лишь полуразмытые лица, руки, переносившие его куда-то, неразборчивые голоса, звучавшие словно из-за плотных штор или занавеса…

— Я должен туда вернуться.

— Это невозможно. То, что ты вышел к нам — чудо. У лабиринта всего два выхода, а площадь его огромна — можно блуждать месяцами.

Женщина говорила негромко, сухим и бесцветным голосом. Она была плоска, худа и напоминала усталое насекомое. Большие желтоватые глаза, столь же невыразительные, как и голос, слабо и тускло светились. Тяжелые коричневые веки то и дело надолго прикрывали их, словно уставая быть поднятыми. Тело облекала глухая темная одежда, а пергаментного цвета рука сжимала посох с масляным фонарем.

Ничто в ней не указывало на правительницу подземного народа — такая же одежда и посохи были принадлежностью всех обитателей окруженного лабиринтом города. Разве что — неестественно прямая осанка, да полное отсутствие мимики на худом треугольном лице.

— Вы не понимаете — там остались два самых дорогих мне существа! Единственные, кто у меня есть.

— И все-таки это невозможно, — она сомкнула узловатые пальцы с тихим тоскливым хрустом. — Они находятся там слишком долго — скорее всего, их уже нет в живых. Или, при самом лучшем раскладе, они стали безумны. Даже если ты их найдешь, они тебя не узнают — но набросятся, растерзают и съедят. Ведь они очень голодны — если еще живы.

С низкого потолка упала тяжелая капля. Разбилась на каменном столе…

В подземном помещении, куда привели промира, лишь только он пришел в себя, было на редкость гнетуще, темно и сыро.

— Там девочка, совсем ребенок! Я прошу вас дать мне в подмогу нескольких своих людей — вместе мы сумеем ее разыскать.

— Я что, похожа на безумную? Даже если я отдам такой приказ своим людям, каждый из них скорее застрелится, чем выйдет за пределы города. Я не ведаю, кто ты и откуда появился в лабиринте, но думаю — по твоим безумным речам, — или ты свалился с луны, или твой разум глубоко помрачен.

— Я свалился с луны, — Дийк кивнул с готовностью. — Мой разум не помрачен, я способен во всем разобраться и всё понять. Прошу тебя, поведай мне, отчего нельзя выйти за пределы города и отыскать заблудившихся в лабиринте.

Женщина пожевала сухими губами и, прикрыв глаза, на этот раз надолго, приступила к размеренному повествованию.