– А как же мне не плакать? – жалуется горемычный. – Заставляет меня Кощей Бессмертный дуб сторожить и при дубе жить. Тридцать лет живу с женой в разлуке, вою и плачу со скуки. Жену мою, Кикимору болотную, да деточек, жабонят ненаглядных, обнять не дозволяет! Вот сижу, никого не пропускаю и тебя не пущу! – сказал так Кика-Горемыка и сунул белочку в свой огромный рот, за щеку. Да давай жевать! Плохо бы пришлось белке, да смекнула она пощекотать злодею горло своим пушистым хвостом. Поперхнулся Кика и проглотил её. Провалилась белка злодею в самый живот, огляделась: темно, смрадно. Однако, делать нечего – надо выбираться. Бежит она по лужам, бежит вдоль заборов, через кости да черепа спотыкается. Вдруг видит слабый свет. « Ага!»,– думает белка,-« Тут и спасение моё, никак это пупок злодейский!» Дождалась она, пока Кика уснул, захрапел на всю лесную округу, и выбралась наружу. Да и давай Бог ноги! К вечеру устала, отдышалась малость, глядит, а она уже на вершине.
– Дедушка Дуб, великан-старинушка, покажи, где сундук Кощеев прячешь? – просит белка.
Зашевелился дуб, заскрипел, ветви могучие раздвинул и увидела белка сундук заветный.
– Давно поджидал я тебя, Иван-царевич, в любом обличье тебя узнаю. Тяжело мне столько лет этот сундук держать. Цепи золотые в ветви вросли. Забирай скорей!
Подбежала белочка к сундуку: и так и эдак, а скинуть-сдвинуть сундук не может.
– Хо-хо-хо, Иван, куда уж тебе, давай-ка я подсоблю! – да как тряхнёт веткой: раз да другой – цепи и порвались, а сундук полетел вниз.
Девять дней и ночей летел, а как упал – на части разбился. А белочка по ветвям вслед бежала, торопилась. Да чуть-чуть не успела! Разлетелся в щепки сундук, а Ворон тут как тут: увидел и полетел Кощею докладывать. Только белка земли коснулась, вмиг добрым молодцем оборотилась. Свистнул Иван коня своего крылатого да поскакал зайца догонять, что из сундука-то выскочил. Как нагнал, лук выхватил, стрелу пустил. Заяц непростой оказался: только лишь стрела его задела, он уткой обернулся. Взметнулась утка к облакам в поднебесье и поминай, как звали!
– Ветер-братик, помоги, сыщи на небе утку с золотым клювом! Она от меня Кощееву смерть унесла! – крикнул царевич.
Завыл, загудел гуляка-ветер, споймал ту утку и Ивану подаёт. Только она его рук коснулась, тут же яйцом обернулась. Не ожидал такого царский сын и выронил его. Покатилось яйцо по тропинке, только Иван его и видел и упало в Синее море. Поскакал Иван к морю, стал он кликать владыку морского:
– Морской царь-государь, выдь-покажись, помоги мне яйцо заветное отыскать. Оно к тебе, в Царство Подводное укатилось!
Забурлило море, вспенились могучие волны, вынырнул молоденький царевич морской, а руках его яйцо так и сияет, так и переливается! Обрадовался Иван, схватил яйцо.
– Ладно, за тобой должок, Иван! – улыбнулся морской царевич и скрылся в глубине.
Хотел было Иван тут же яйцо разбить да иглу разломить, да где там! Яйцо как железное. А Кощей-то вот он, тут, прискакал на вороном коне. Грива у коня смолью отливает, из ноздрей дым валит, копытами землю роет. Схватились Иван-царевич и Кощей Бессмертный. У каждого в руках меч да щит. Бились день, другой, на третий – кони у обоих пали. Сошлись Кощей и Иван врукопашную да так крепко, что земля под ними загудела. Выпало тут у Ивана яйцо из-за пазухи. Вспомнил он про бабкин платочек, накрыл им яйцо и крикнул: «Спаси и оборони!». Яйцо тут же треснуло. Иван недолго собирался: выхватил иглу и разломил пополам! Тут Кощею конец пришёл: превратился он в кучу пепла, а ветер тот пепел по свету развеял – будто и не было вовсе… Вздохнул Иван-царевич: вот и покончено с Кощеем, надобно теперь коня подымать да дальше путь держать. Лёг Иван на землю, прижался щекой и молвит:
– Матушка, сыра земля, помоги, заступница, дай мне мёртвой и живой воды – друга моего, коня крылатого, воскресить!
Зашевелилась под Иваном трава, забил из-под земли ключ. Трава вокруг него вмиг завяла и полегла. Догадался Иван, что это мёртвая вода. Оглянулся молодец, а в стороне другой ключ играет. Цветы вокруг него – красоты несказанной, сам льётся, хрустальным звоном рассыпается. Смекнул царевич, что это живая вода и есть.
– Спасибо, матушка, избавила от беды! – поблагодарил молодец и омыл коня сначала мёртвой водой – три пригоршни: раны у коня заросли, а потом – живой. Вздохнул конь, встрепенулся, будто ото сна очнулся. Позволил ему царевич на лугу попастись, воды ключевой напиться. Да долго отдыхать некогда – надобно за Василисой поспешать.
Летит конь – облака промеж ног пускает. Долетели до дворца Кощеева. Отыскал удалец Василисушку в башне каменной, поломал запоры железные, вывел жену на белый свет. То-то радости у них было! Не наглядятся, не налюбуются друг на дружку. Василиса – чудо, как хороша, только коса серебром отливает. Матушке её, Меланье-Красе, низко поклонился Иван-царевич и так молвил: