Крампус решил, что устроить засаду у камня будет самой лучшей идеей. И место древнее, и камень ему знаком – сам когда-то его ставил. Сказано – сделано. Еще затемно, накануне ночи колядок, он облюбовал старую медвежью берлогу для лежбища, куда притащил свой мешок и сверток одеял, чтобы не мерзнуть в засаде. Но, видимо, слишком удобно ему стало, слишком мягкими были одеяла, словом, сморило рогатого. А когда он проснулся, снаружи, над ним, уже кипела баталия. Воины обходили противника с флангов, забрасывая их градом снежных снарядов, трубили маленькие охотничьи рожки. Всё было серьезней некуда. С перепугу ли, от жадности ли, Крампус и решил, что пора выскакивать да хватать, кого сможет. С ревом, поднимая снежные облака до верхушек деревьев, он выскочил из своего убежища и ринулся на детей. Да вот не рассчитал он расстояния, и все бросились наутёк, только одна маленькая девочка осталась стоять и смотреть на дивного зверя-человека с рогами. Крампус, озадаченный таким поведением, медленно подошел к девочке.
– Отчего ты не бежишь, дитя? – скрипуче затрещал он.
– От чего мне бежать? Ты красивый и совсем не страшный.
– Я? Ты ошибаешься, дитя.
– Не знаю, может быть, – пожала девочка плечами, – Можно тебя погладить?
Крампус был смущен. Такого с ним не случалось никогда, и почему-то он очень сожалел об этом. Внезапно ему захотелось, чтобы маленькие руки девочки прошлись по его шкуре.
– Хорошо дитя. Если ты не боишься.
– Вовсе я тебя не боюсь. Ты же хороший.
С этими словами она подошла к нему, а Крампус лёг прямо на снег, чтобы девочке было легче его гладить. Они потеряли счет времени. Она – потому что никогда не видела такого красивого, да еще и говорящего зверя, он – потому что никогда не встречал такое теплое сердце. И, когда из-за холмов по сторонам от камня стали раздаваться крики селян, Крампус и девочка не сразу заметили их. А когда заметили, было уже слишком поздно для них обоих».
***
– Бабуля, что случилось с Крампусом?
Это было страшным нарушением обряда, история перед сном рассказывалась в тишине, но Манилло не мог ничего поделать. Что-то в истории, да и голосе Бабули, взволновало его настолько, что под конец мальчик даже открыл глаза.
– Ничего, с ними ничего не случилось.
– Но, Ба!
– Манилло. Тебе пора спать.
Тон не оставлял сомнений: если Манилло не прекратит расспросы, ему не сдобровать. Обиженно засопев, он отвернулся к стенке, с головой укутавшись в одеяло. Бабуля смотрела на него еще несколько мгновений, затем пошла к дверям его комнаты. На самом пороге она замерла в полушаге, опустив голову, чего с ней не случалось никогда. Манилло перестал дышать оттого, что весь вечерний распорядок летит в тартарары. И от напряжения такого сильного, что волоски на мехе ламы приподнимались сами собой.
– Его пронзили вилами, прямо там, на снегу. Девочка даже не успела убрать руки. Нет, её не задели, видимых ран не было. Но Крампусу было уже не помочь. Не стоило мне тебе рассказывать эту историю, Энрике.
Бабуля незаметно утерла слезы и вышла, оставив Манилло одного лежать с открытыми глазами на свежем белье снежной белизны.
***
Утро вкрадчивым кошачьим манером пробралось в комнату к спящему мальчику. Лучи солнца коварно ползли сначала по стене, потом по спинке кровати с узорной резьбой, потом внезапно прыгнули на подушку и стали щекотать глаза мальчугана. Однако план их не увенчался успехом – Манилло отказывался проснуться окончательно. Наверное, из-за той же необъяснимой тяги к закрытым глазам. Ну, и потому что Бабуля пока не позвала его. Он так и лежал, улыбаясь с закрытыми глазами, в ожидании оклика. Что случилось довольно скоро.
– Манилло, вставай. Бегом умываться, немытыми…
– … едят только поросята, – закончил он за Бабулю и рассмеялся.
– Всё-то ты знаешь. Давай бегом, я нагрела воды.
Разбежавшись по коридору в любимых шерстяных носках, Манилло проскользил последнюю пару метров до ванной, чем вызвал традиционный восторг Бабули, хлопотавшей на кухне. В ванной всегда было прохладнее, чем в остальном доме, особенно зимой. Сейчас тут клубился густой пар над нагретой водой. Пар нравился Манилло, он был как закрытые глаза, но гораздо интереснее, ведь эти облака менялись и перетекали, отчего простора для фантазии было больше. А как приятно было вытерать колючим полотенцем распаренную кожу, и описать трудно.
А на столе в этот момент творилась своя, утренняя магия. Плошки с овсянкой и ягодами росли, сбиваясь в стайки, словно чтобы пошушукаться о чем-то своем, посудном. Дерево, глина, металл – все собиралось в особенные хитросплетения, чтобы чудо завтрака наконец свершилось. В центре этого хаоса, который был ясен и прост для Бабули, стоял важный бочонок мёда, рядом с ним, конечно же, соседствовал особый бабулин утренний чай в неизменном чайнике с зябликом на боку.