— Птичку завел? Так давно пора! А то живешь как перст, одиноко, — неожиданно обрадовалась Янга Яновна. Другая точно начала бы охать да ахать, а она — нет, даже не поворчала для проформы — мол, каркать птичка будет и шуму прибавится. — А ты все ж таки отыскал, — неожиданно обратилась она к ворону.
Ввалился к себе Олег очень удивленный и, наверное, только сейчас понявший, чего же такого натворил. По урокам биологии, которые ни шатко ни валко преподавали им в школе, кажется в классе восьмом, он помнил только то, что вороны вроде как всеядны. На основании сказок, которые тоже знал не ахти как, и песни «Черный ворон» считал этих птиц падальщиками, а в какой-то книжке явно фэнтезийного содержания говорилось, будто они едят свежее мясо и зерно. А хуже всего — Олег понятия не имел, как лечить то ли перебитое, то ли вообще сломанное крыло.
В аптечке отыскалась перекись водорода, зеленка, йод, бинт, пара упаковок анальгина и четыре таблетки активированного угля. Был бы ворон человеком, Олег поделился бы обезболивающим, но давать его птице опасался.
В самый разгар раздумий прозвенел звонок входной двери, и Олег поплелся смотреть, кого черт принес. Архаичная темная сила притащила все ту же Янгу Яновну с маленькой кастрюлькой с отварным мясом в руках.
— Вот, — заявила она безапелляционно и сунула посудину Олегу, — а то ты, небось, и кормить его не знаешь чем именно.
Олег кивнул в знак благодарности и решился поинтересоваться:
— Янга Яновна, а вы птиц лечить не умеете случайно?
В следующую секунду его отодвинули в сторону, старуха прошла в квартиру, ничего не говоря по поводу организованного в ней бардака и пыли, а потом заохала над «бедненькой маленькой птичкой». Причем слово «маленькая» поразило Олега сильнее всего прочего сюра.
Ворон, к тому времени благополучно выбравшийся из-под куртки, вышагивал по столу, немилосердно царапая когтями полировку, и подволакивал крыло. В обстановке комнаты он казался еще больше, и Олег решил звать его не птицей, а Птицем.
— Ты пока угощение в тарелку положи. Лучше в глубокую, — распорядилась соседка. Олегу не осталось ничего другого, как идти на кухню.
Следующие пару минут он отыскивал чистую миску; не найдя — разбирался с завалом в раковине, а потом размышлял над тем, почему он, студент-третьекурсник двадцати трех лет от роду, получая стипендию и подрабатывая фрилансом, питается кое-как, а соседка-пенсионерка не только покупает мясо, но и приносит угостить им абсолютно постороннего Птица.
Потом он услышал резкий вскрик ворона и сам не понял, как оказался в комнате.
И ворон, и Янга Яновна посмотрели на него недоуменно. Птиц, правда, слегка приободренно. На его крыле теперь красовалось что-то вроде шины, и глаза блестели веселее. На мясо он взглянул и вовсе благосклонно и, каркнув, поцарапал по столу когтистой лапой.
«Придется купить скатерть, — обреченно подумал Олег, — а то отец приедет, увидит и уши надерет, а шею намылит».
— Ты тарелочку-то поставь, — посоветовала Янга Яновна, — а я пойду кастрюльку заберу, пора мне. Ворон у тебя почти ручной, береги его. Вестник твой, опять же. Содержать найдешь где?
— Угу, — Олег кивнул. — Клетка. От попугая осталась.
— А не маловата ли будет? — засомневалась соседка.
— У нас когда-то ара жил, так что, думаю, в самый раз.
— Ну хорошо, раз так, — и она ушла, а Олег поставил тарелку на стол.
Ворон, услышав про клетку, нахохлился; однако, попробовав мясо, сменил гнев на милость. Ел он, можно сказать, интеллигентно, если не аристократично: зажимал кусок в лапе и клевал. Временами поглядывал так, словно Олег хотел утащить угощение из-под клюва, и тот, смирившись, пошел искать клетку.
Она обнаружилась в старом шкафу, заставленная так, что он едва все не проклял, пока нашел и вытащил. Однако главное было налицо: по размеру она Птицу вполне подходила. Ворон окинул клетку задумчивым взглядом, а потом посмотрел на Олега, словно на последнего предателя.
— Заходи, тебе здесь понравится.
Короткое «карк» в ответ было более чем скептическим, но Птиц повиновался, сел на насест и отвернулся, будто обидевшись. Олег, конечно, и раньше знал, что вороны считаются самыми умными птицами, когда-то даже передачу по телевизору видел, где сравнивали процентное соотношение мозга к телу: у человека, ворона, крысы и, кажется, дельфина совпадало. Еще он вроде как слышал, что эти птицы способны на творчество, складывая из стекляшек или мусора какие-нибудь узоры, и по куполам церквей катаются, развлекаясь, но не настолько же они умны, чтобы, говоря по-научному, идти на контакт?
Олег вздохнул и позвал:
— Птиц, а Птиц…
Говорить подобным образом казалось несколько диковато. Он никогда не понимал этих «муси-пуси» с животными. Стоило хотя бы во двор спуститься и на собачников взглянуть, как физиономию перекашивало, особенно от теток со шпицами и прочей мелкой пакостной дрянью. Овчарки хотя бы действительно умные интеллектуальные собаки, в отличие от этих сумочных живых игрушек.