Сказ о Владе-Вороне (СИ)

— Ночь совершеннолетия наступит, — повторял ему князь, и чем ближе к празднику зрелости, тем чаще, — тогда и свободным ты станешь от договора, мной и отцом твоим, князем Олегом, заключенного. Да только ведь и покровительству моему настанет конец, а нужен ли ты отцу спустя столько лет?

Влад на эти слова пожимал плечами. От отца он не получал никаких вестей, но и в Киеве оставаться не хотел.

А князь все гнул свое:

— На празднике ты в дружину и попросишься, кровь на угли костра прольешь, клятву принесешь, а я приму — как не принять, ты ж в тереме моем вырос, — и станешь ты богатырем русским.

Влад не отвечал ни да, ни нет, пусть и видел, что князю не нравится молчание. Если и занимало его недовольство, то не особенно, гораздо сильнее радовало Влада исполнившееся Кощеево обещание: сначала сны явились странные, все внутри переворачивающие, зовущие за виднокрай и далее, а потом проснулась сила. Влад мог лучину в горнице запалить взглядом, а запершись в опочивальне, оставив тело свое человеческое как бы спать, сам же носился в небе черным вороном. Именно в этом обличии приходили к нему пророчества и видения; казалось, он все про всех знает, и даже если к самому солнцу поднимется — не опалит крыльев, а в Правь попадет и побеседует с богами.

Очень хотелось ему Кощея отыскать — хоть в человеческом облике, хоть в птичьем, — но тот, видно, сильный отворот на себя навел. Множество раз, завидев издали черного всадника, отправлялся Влад к нему навстречу, да только на полпути забывал напрочь, к кому шел и что желал, а Кощей тем временем уже за его спиной оказывался.

Ох и гневался же Влад на подобные уловки, и нет-нет, а в сердцах невольно желал Кощею плохого. Самому чародею точно от того не делалось ни тепло, ни холодно: кроме Влада, зла ему желал и сам князь, и его волхвы, и бояре — скопом и по отдельности, да и простой люд поминал крепким словом — не получалось у них ничего. Впрочем, если не колдунством смертным, то молвой черной окутать его вполне вышло. Каких только ни ходило слухов по Киеву.

За силу и стать молодецкую, не ушедшие с годами, принялись величать Кощея Бессмертным. Поговаривали, вид его, глазу лепый, — лишь морок. На самом же деле Кощей — высохший старик, живущий на свете невесть сколько лет. Утверждали, вовсе не за морем владения его находятся, а в Нави; Хрустальный дворец охраняют тридцать богатырок, сплошь его дочерей, под предводительством синеглазой царевны, не отыщется для которой среди мужей достойного поединщика. Сказывали, отвернулись от Кощея сами боги, а потому сына зачать ему не удастся никогда. Впрочем, ему и не надобно: к чему сын тому, кто ни старости, ни смерти не ведает? А как подрастет и отцовых богатств возжелает?

Многое говорили, да только сам Кощей лишь посмеивался и улыбался широко, белоснежным оскалом сверкая. Влад дивился такому отношению, но и восхищался тоже. Он-то все больше в драку лез, стоило кому-нибудь его обидеть или косо посмотреть. Иногда — с троими разом. Старая нянька тогда расстраивалась и слезы лила горькие, пророчила, будто забьют «дитятко» до смерти.

…Наступила весна, осталось Владу сидеть под опекой в Киеве всего полгодика.

Однажды на пиру подали ему чашу, по ободу которой шли письмена, очень похожие на те, какие видел в детстве. Влад поначалу не пил, а когда здравицу подняли и отказаться стало невозможно, разбил чашу, словно бы случайно. Ничего не сказал на это князь. Бояре лишь посмеялись над неуклюжестью, и нахмурился главный волхв Златоуст. С тех пор опасался Влад тешиться с тайной силой в тереме. Все казалось — следят за ним неустанно.

Рано утром седлал он коня и выезжал из города к реке или к лесу. Соглядатаев за ним поначалу посылали, а потом перестали. Видать, те сообщили князю, будто ничего странного не происходит, ни с кем Влад не встречается, бесед не ведет, а спит богатырским сном. По Киеву ползли слухи про недуг княжеского воспитанника да леность его, но если уж Кощей на срамную молву откровенно плевал да посмеивался, то и Влад худо-бедно научился внимания не обращать, а шепотков за спиной — не слышать.

Кощей в то же время утер нос всем злословцам, а заодно и боярам (те совсем не прочь были с ним породниться и в чужие богатства руки загребущие запустить, несмотря на все байки да россказни), сосватав в жены Настасью, дочь купца Дмитрия. Сам же отбыл в свое царство — к свадьбе готовиться.

Владу тоже хотелось бы посмеяться над сплетниками, приписывающими Кощею невесть чего, да почему-то не выходило. Как узнал, принялась заедать его черная тоска. Почему — неведомо.