Сказ про нашу Таньшу

Вот, все на призыв откликнулись, а Таньшу — мать попыталась удержать, прикинувшись занемогшей. Только дочерний долг хоть и великая вещь, а Таньша — ещё и солдатом числилась. Как разгадала материнскую уловку, пешком к месту предстоящей рати побежала! Вот как была, в доспехах этих своих да с любимой забавкой боевой — тем самым брёвнышком, которым на первом испытании отмахивалась, так и побежала. Только теперь тот дубинатор железом в три слоя был окован… Говорят, дракон ей поперёк пути попался, колдунами кегальскими натравленный на селение одно наше. Был дракон — и не стало, как под то «полешко» таньшино попался. За это — вздрогнем!

Из-за змеюки огнедышащей она малость опоздала к началу битвы. Выскочила она на холм, у подножия которого всё и завязалось, увидела, что крепко княжескую армию теснят, вот-вот опрокинут. Вот говорю ж тебе, гиря та, что по голове ей в детстве прилетела, сильно что-то ей в мозгах подвинула. Я там был, видел, как она с того холма покатилась. Натурально: свернулась в такой вот железный комок и покатилась! Посносила всех кегальских пехотинцев, что уже к самой княжьей ставке подступили. Потом как вскочила, как давай своей дубинищей размахивать. И орала всё время: «А кому в жбан?! Кому дать в жбан?!»1.

Всю битву своими воплями заглушила, перепугала вражеских воинов до полной невменяемости. Им, видать, со страху почудилось, что она не одна, а целое великанье войско подоспело, ну. И дёрнули прочь, только пятки сверкали. А Таньша — за ними, и всё в жбан обещает надавать. А мы за ней, тоже как ополоумевшие орём. Князь наш — чуть не вровень с девицей мчался, верхом, правда, сабелькой размахивал. Воодушевились мы все, в общем. Так что давай, булькай.

Добежали мы таким манером уже почти до ставки противника. И тут видим — страсть какая! Из шатра предводительского выходит натуральный великанище, весь в железе чёрном и с кованой дубиной! Князь наш хоть и в угаре тогда был, быстренько коня осадил. Только слышали мы все о вожде кегалей, думали, россказни всё это, что ростом громаден и неуязвим. Арбалетчики наши в него для пробы пальнули, так все болты отлетели, только звон стоял! Ну, тут все мы подумали, хана нам, хоть всей оставшейся армией на этого навались. Назад подались от растерянности…

А Таньше — хоть бы что! Даже не заметила, что мы отстали. Как летела, словно комета рыжая, так и наскочила на этого и давай своей дубиной охаживать. Вот говорю тебе, от грохота этого чуть не оглохли мы там все! А этот, громадный стоит, хоть бы шелохнулся. Таньша уже об него оружие своё изломала до лохмотьев, налетала всем телом, пытаясь свалить. Потом обхватила — ну вот прямо как я эту кружку! — руками и приподнять попыталась. Да где уж ей, даже с её силищей! Хотя вот я там был, видел: вот на чуточку всё же приподняла.

Умаялась она, откатилась от вражины, шлем стянула, чтобы пот со лба и с лица утереть. А может, тем шлемом и собиралась продолжить колотить. А кегалевский предводитель вдруг покачнулся да за грудь схватился. Потом бухнулся перед Таньшей на колени, со своей головы шлем стащил и говорит: «Делай со мной что хочешь, красавица! Только полюбил я тебя вот прямо сразу и весь, жить без тебя не смогу! Выходи за меня замуж, иначе помру у ног твоих». За колени её вот так обхватил — да не вырывайся ты, я ж показываю, как он её обхватил! — и возрыдал так, что мы все по второму разу чуть не оглохли.

А Таньшата наша — ну прямо вся маковым цветом зацвела, шлем выронила, за щёчки запылавшие схватилась. Оно и понятно, девка она всё же, в самом соку. А никто ей таких слов, как кегалевский вождь, никогда не говорил. А он там говорил — стихами прямо, да такими красивыми, что нас всех проняло, я аж прослезился. И князь тоже, я видел, только он полой плаща прикрылся.

Во-от, Таньша всё ж таки опомнилась, игриво так отбилась от влюблённого вождя и говорит: «Прекрати, значит, всякие покушения на границы наших земель, отзови колдунов и драконов и заключи с нами вечный мир и дружбу. А за это — я тебе разрешу свой шлем подержать».

Вот ведь девка, в крови у них — уловки все эти! Ты вот ржёшь, а кегальский вождь прямо поплыл, и уже к вечеру с нашим князем уговор о вечном мире подписывал. А когда чертовка наша рыжая доспех нагрудный перед ним сняла — якобы ей, видишь, тяжко в нём да жарко! — то там и вовсе пришлось водичкой отливать бедолагу. Ну, скажу тебе, не его одного. Не зря её Железные Мячи зовут, вот как пить и закусить. Но это между нами, так что пей.

Месяц там потом ещё все формальности улаживали, считали, кто сколько вложит в дело восстановления пострадавших земель, да ещё смотрели, где действительно кегальские воины прошлись, а где уже наши сметливые — хутора поджигали. За это время Дрэйн — это, значит, кегальского вождя так зовут — к Таньшате сватов чуть не через день засылал и подарками с цветами заваливал.