Сказъ про царевича Симеона и наследие предков (СИ)

— А ведь вы тоже раньше видели всякие чудеса, когда вам было столько же, сколько дочери, — усмехнулась Славяна, внимательно оглядев Машу-старшую рассеянным взглядом. — Но вам очень активно объясняли, что может быть, а чего не может. Вот вы и поверили.

Та молча закусила губу, припоминая не самые приятные моменты из своего детства. И ощущая неожиданную горечь потери. Потери истинного чуда, присутствия настоящей сказки в серой повседневной реальности.

— А можно научиться этому снова? — спросила она с надеждой.

— Талия! Поможешь добрым людям? — с улыбкой спросила Славяна.

— Учить людей сложно, госпожа, но у меня иногда получалось. Я попробую, — почтительно ответила морская нимфа, всё это время внимательно слушавшая разговор.

— Попробуй, только пожалуйста, помни: будет лучше, если Маша-маленькая вырастет человеком, а не фейри[3].

— Я постараюсь, — почтительно, но с достоинством поклонилась Талия.

— Разве нет какой-нибудь школы, где учат детей с такими способностями? — оживилась Маша-старшая.

— Пока нет, но когда Машенька подрастёт… может и быть, — улыбнулась Славяна. — А сейчас я вас кое-чему научу, чтобы вам было проще понимать дочь. А то ведь Талия возьмёт и вырастит из Машеньки морскую нимфу! — Последнее Славяна произнесла совсем весело. А вот Талия ответила очень серьёзно:

— Так тоже может получиться.

* * *

Вся эта возня со сдачей господина психиатра куда следует, затянулась до вечера. Сначала пришлось ждать опергруппы из Ялты (спасибо начальник местного отделения полиции проявил понимание и оказал всю необходимую на этот период организационно-силовую поддержку), потом заполнение многочисленных бумаг, протоколов и прочая и прочая. Психиатр, кстати, после общения со Славяной проявил большую склонность к сотрудничеству, а когда заглянувшая посмотреть на происходящее Талия, вопрос о том, что он собирался вколоть девочке, прокомментировала: "Да какая разница, я бы его всё равно раньше прибила!", вообще принялся петь как соловей.

Потом была крайне содержательная беседа с местным представителем родной СКУНП (парень в прошлом году закончил Институт погранслужбы в Голицино, так что, можно сказать, совсем свой). Выяснилось, кстати, что Крым — очень неспокойное в биоэнергетическом плане место, а личного состава тут, как обычно, лютый недобор. Поэтому отпуск в Крыму — своеобразная повинность для центрального аппарата СКУНП и вот такие перерывы отпускного процесса — дело обычное. Даже посочувствовал, что медовый месяц пойдёт вот так вот, с перерывами на работу.

— А супруга из наших? — уточнил местный СКУНПовец.

— Ягична, — ответил довольный собой Семён.

Минута потребовалась коллеге, чтобы переварить сказанное, после чего он только выдохнул:

— Ну ты крутой! Если к концу отпуска жив останешься, точно жить будешь долго!

Семён на это только загадочно усмехнулся: у всех жёны — как жёны, а у него — богиня! А если кто не понимает, как ему повезло — какое ему дело до всяких ущербных?

Потом благодарные родители, осознавшие до самой глубины души, что вот только что, своими собственными руками, едва не сдали дочку на опыты в далёкую страну, уговорили наших героев остаться на ужин. Ну и посидели. Хорошо так. Душевно. Заодно послушали множество местных баек о всяческой местной чертовщине и Семён пожалел, что не включил заранее диктофон. В общем, операция затянулась до темна. Устали в конце концов зверски, обратно в санаторий пешком уже не пошли, возвращались на такси. Славяна прикорнула на плече благоверного и пробормотала:

— Ты, кстати, прости, что сбросила на тебя всю работу…

— Так это ты самое сложное сделала!

Ведьма тяжело вздохнула и попеняла на жизнь:

— Ну почему самыми токсичными всегда бывают именно мамочки!

— А папы? — удивился Семён.

— Папы реже и не так страшно. А если мамочка разведёнка, так вообще кошмар!

Она повздыхала немного и встрепенулась:

— Когда у нас детишки будут, ты за мной следи, ладно? И одёргивай, если что.

— Ты будешь очень хорошей мамой.

— Не знаю… я столько насмотрелась всего… Уже саму себя боюсь…

Сказав это, Славяна поудобней устроилась у него на плече и задремала.

В номер мирно посапывающую ведьму он вносил уже на руках. А уложив её спать, сел конспектировать по памяти рассказы, услышанные за ужином.

* * *

На следующее утро, за завтраком, к ним подошла официантка и тихо сообщила, что господина Персунова ждут в холле. Семён дёрнулся было бежать, но Славя его удержала:

— Подождёт. У фельдъегеря работа такая — ждать.

Но всё равно, Семён поспешил закончить завтрак побыстрее и вскоре уже общался с вежливым молодым человеком, своим сверстником, одетым в строгий деловой костюм. Опечатанный чемоданчик с совсекретными документами не был пристёгнут к руке курьера браслетом, но это было вынужденное нарушение: своего ключа, чтобы отстегнуть браслет у Семёна не было. Тем не менее он расписался в положенной бумаге, что чемодан получил, что пломба цела и курьер собрался откланяться.

— А где мне всё это хранить? — уточнил Семён напоследок. Бумаги-то совсекретные, не абы что.