«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

С инициативой написания статьи о «Сказании» выступил А. А. Григорьев. По свидетельству Григорьева, именно ему был обязан А. В. Дружинин знакомством с книгой Парфения[179]. Из письма редактора «Библиотеки» к И. С. Тургеневу можно заключить, что Дружинин прочитал «Сказание» только летом 1858 г. и вполне согласился с высокой оценкой книги Григорьевым: «… я читал за лето одно поистине превосходное сочинение, изданное в России несколько лет тому назад и, кажется, оцененное лишь московскими ханжами и поврежденным Аполлоном Григорьевым <…> Я говорю про Странствования инока Парфения. Или я жестоко ошибаюсь, или на Руси мы еще не видали такого высокого таланта со времен Гоголя, хоть и род, и направление, и язык совершенно несходны. Таких книг между делом читать нельзя, — а если вы еще проживете в деревне, то засядьте на неделю и погрузитесь в эту великую поэтическую фантасмагорию, переданную оригинальнейшим художником на оригинальнейшем языке…»[180].

В ответном письме от 10 октября 1858 г. Тургенев, соглашаясь с высокой дружининской оценкой «Сказания», называет смиренного инока «великим русским художником и русской душой»[181]. Это письмо Тургенева поддержало идею осмысления книги Парфения как уникального явления в литературе. В 1860 г. в «Библиотеке для чтения» Дружинин писал: «…между первыми представителями нашей литературы мы можем насчитать не один десяток людей, вполне сознавших, что в странствиях инока Парфения сказался России великий русский писатель»[182]. Как видим, суждение Тургенева здесь приводится почти дословно.

В 1860 г. «Библиотека для чтения» поместила рецензию на «Записки паломника 1859 года», опубликованные анонимно. Непосредственно к сочинению Парфения рецензия отношения не имела, однако в финале статьи ее автор, редактор журнала Дружинин, упоминает о «неподражаемой истории странствований и паломничества инока Парфения», сравнивая «Сказание» с «Чайльд Гарольдом» Байрона. Столь неожиданное для читателя сравнение рецензент объясняет тем, что «…путешествие инока Парфения есть океан поэзии, бессмертная книга, которая останется в русской литературе на столетия, и с каждым годом будет приобретать большую и большую славу»[183]. Досадуя на то, что эстетическая критика до сих пор не сказала о книге Парфения «своего слова», Дружинин в данном случае подчеркивал значение того эстетического направления в критике, к которому принадлежал сам, но очевидно и другое: представление об отсутствии должного анализа книги возникло именно из-за несовместимости мировоззренческих позиций авторов, пишущих о Парфении.

Возвращаясь к истории замысла статьи о «Сказании», которая должна была появиться в «Библиотеке для чтения», напомним, что в 1856–1857 гг. Григорьев искал для себя место критика. В числе журналов, в которых он мог бы печататься помимо «Русской беседы» и «Библиотеки для чтения», оказался «Современник». Григорьев вступил в переговоры с журналом по поводу места главного критика, но выдвинул редакции условие, что будет просматривать все критические статьи — включая и статьи Чернышевского, чьи «Очерки гоголевского периода русской литературы» Григорьев воспринял как надругательство над искусством и художественным отношением к миру.

Следует указать на то, что для Григорьева искусство являлось едва ли не важнейшей из всех жизненных ценностей, а рационалистический, тем более утилитарный подход к искусству критик неустанно обличал в своих статьях и письмах. Вопрос о сочинении Парфения для Григорьева был принципиально важен, более того, именно отношение к книге Парфения явилось тем критерием, по которому критик «соотносил и поверял» ценность творчества. «Легкомысленный отзыв» Чернышевского о книге Парфения вызвал у Григорьева резкое неприятие, поразив критика «отсутствием такта и дубинностью чутья». Григорьев отнес статью Чернышевского к писаниям, «оскорбляющим всякое эстетическое и историческое чувство» «серьезного литератора»[184]. В отличие от Чернышевского, который рассматривал книгу Парфения как источник исторических и этнографических данных, Григорьев давал высшую художественную оценку «Сказанию», видя в этой книге ключ к пониманию внутренней жизни народа.