В 1149 году, в разгаре борьбы за Киев, Юрий вызвал сына с его дружиной на юг.
С тяжелыми сомнениями поехал Андрей. Тридцать восемь лет исполнилось ему, когда он, возможно впервые, увидел Киев — терема боярские и княжеские, златоверхие, рубленые, с просторными гридницами для пиров, с крылечками крашеными и резными, с затейливой резьбой по князькам, причелинам, подзорам и по сторонам слюдяных цветных окошек.
Увидел он над Днепром, на высоких горах, меж глубокими, поросшими лесом оврагами храмы, многоглавые, каменнозданные, с куполами, золотым пламенем горящими на солнце, расцвеченные узорочьем, один другого краше и пышнее — Софийский собор, Михайловский Златоверхий монастырь, Десятинную церковь...
Увидел он стены дубовые, рубленые, с башнями неприступными, с воротами среброверхими. Те стены окружали город, ни один враг никогда не перелезал через них. А убогие, закопченные землянки были тесны, сыры и пропахли дымом.
Когда скакал Андрей на коне по Киеву, когда с левого берега Днепра смотрел на мать городов русских, верно, вспоминался ему родимый Владимир.
И тот город так же высился над широкой рекой меж глубокими крутыми оврагами. Но стояла там за дубовыми стенами, за земляным валом лишь одна невеликая каменная церковь Спаса, что построил дед Мономах.
Был Андрей во Владимире хозяином всевластным. Кого хотел — миловал, кого хотел — в темницу бросал. А здесь, в Киеве, стал он вроде отцова подручника. Куда отец посылал, туда и направлял коня, что отец наказывал, то и выполнял.
И верно, постылой показалась Андрею такая жизнь, ради которой заставил его отец покинуть любимые края. А родичей своих он невзлюбил. Не всегда ему удавалось запомнить, как, через какого деда или прадеда приходятся они ему родней. Отец считал их союзниками. Заносчивые и гордые, они порой гарцевали со своей челядью и дружиной по киевским улицам в тяжелых, шитых золотом, финифтью и скатным жемчугом одеждах. И сбруя на их статных конях блестела и звенела. На пирах они то ссорились, то клялись в верной дружбе, торговались из-за городов, хвалились своими конями, теремами, оружием. Понимал Андрей: каждый из них ищет лишь выгоду. И видел он, сколь был непрочен великокняжеский стол отца.
Летописи особо отмечают храбрость Андрея. В двух битвах против полков своего двоюродного брата Изяслава Мстиславича Андрей мчался на врагов впереди всех, наскакивал конем, рубил мечом. В одной битве конь под ним дважды был ранен копьем, а стрела впилась в луку седла.
А про другую битву в летописи написано так:
«Андрей же Юрьевич взем коня и еха наперед, прежде всех изломи копие свое; тогда же конь под ним бо-доша в ноздри, и нача под ним соватися, и шолом слете с него, и щит на нем оторгоша. Божиим заступлением сохранен бысть без ран».
Усобица кончилась полным поражением Юрия, и он вместе со своей дружиной, сыновьями и боярами вынужден был вернуться в Суздаль.
Андрей вновь сел во Владимире. И по воле отчей начал он строить и укреплять города залесские, возводить первые в этих краях храмы из белого камня.
Скоро и добротно строили крепости и храмы вольные люди за деньги и за хлеб, строили пленные, а больше сгоняли смердов нести повинность. Сотни людей и коней трудились от зари до зари.
Не знал Андрей устали, то жестокий, то щедрый, он скакал от одного города к другому, своей рукой бил одних, одаривал других. Боялись его пуще страшного бога грома Перуна.
Наступил 1155 год. Пришла удача к Юрию Долгорукому: умер его давний соперник Изяслав Мстиславич, а следом за ним скончался и брат Юрия великий князь Вячеслав. Теперь Юрий мог домогаться Киевского стола уже как старший в Мономаховом роде.
И тотчас же отправился он в новый поход со своей дружиной, призвал на помощь половецкие орды, заручился поддержкой иных князей-родичей, и Киев достался ему без боя.
От двух жен у Юрия было одиннадцать сыновей. Старшего сына своего, Андрея, он посадил княжить в Вышгороде под Киевом. Случится что — тот быстро прискачет на помощь отцу. Другим сыновьям Юрий отдал города на юге, а в Суздальскую землю послал самых младших от второй жены — Василька, Михалка, Мстислава и Всеволода. Значит, свои исконные земли он по-прежнему считал маловажными.
С большой неохотой покидал Андрей любимый Владимир. Отдал он в руки младших братьев свой город, а самому снова пришлось стать покорным отцовским подручником. Но такова была воля отца. Сын понимал, что отец в Киеве и он сам в Вышгороде держатся только мечами верных суздальцев, а простой народ киевский смотрит на них как на захватчиков.
Каждый вечер собирались в Вышгородокой гриднице ближние детские [Детские — иначе: отроки. Так назывались в Древней Руси молодые приближенные князя, обычно сыновья бояр и старых дружинников.], мужи и дружинники Андрея, его шурья — братья Кучковичи. Вспоминали они привольное житье во Владимире, соколиные и медвежьи охоты, рыбные ловли. И затосковал Андрей о родных краях.