Сказание о белых камнях

Ни сами эти мастера, ни их отцы и деды раньше не знали, как долотить камень, а была у них давнишняя сноровка: умели они вырезать из дерева и украшать резьбой все, что им заказывали: детские игрушки, ложки, донца, веретена, солоницы и прочую мелочь. А то для украшения деревянных церквей на иконостасах и на царских вратах предизную резьбу из разных переплетенных стеблей, цветов и трав полевых и лесных пускали.

С тех пор как в Суздальской земле войны и княжеские усобицы попритихли, начали бояре один перед другим соперничать, наказывать плотникам-древоделям рубить терема с крылечками да князьками резными, крашеными, с такими травяными завитками на оконных наличниках да на подзорах и причелинах, что выходило просто заглядение.

Вот эту свою ловкую сноровку хитрой резьбы по дереву и старались теперь владимирские и суздальские мастера показать на твердом и неподатливом белом камне.

Нуден и тяжек был этот труд. Писатель XIII века Даниил Заточник упомянул такую народную пословицу: «Лепши есть камень долотити, нежели зла жена учити». И не на каменосечной ли работе родилась печальная песня народная про «бел-горюч камень»?

Русские плотники с древних времен и до нынешнего дня рубят деревянные избы не на тех местах, где им стоять надлежит, а где-нибудь рядом, а потом переносят размеченные бревна сруба на готовый фундамент и кладут их накрепко.

Эту свою сноровку владимирские старинные мастера и приложили к каменной кладке.

В сторонке на земле долотили они камни и плотно подгоняли один к одному. Так мало-помалу получались по четырем сторонам от фундамента распластанные на земле все четыре каменных стены.

Возле этих разложенных по порядку камней садились самые искусные мастера и выводили на них резьбу, какую главный зодчий либо они сами на камнях углем рисовали. Малыми скарпелями понемногу сбивали они фон, а сами узоры не трогали, так рисунок получался выпуклым. Ударяли осторожно, ведь один раз неверно стукнешь молотком по рукояти скарпеля, и ненароком отскочит кусок узора — принимайся сызнова за другой камень.

Получались из их искусных рук на камнях резных то листья со стеблями, то звери, то птицы. Случалось, львов, с поджатыми лапами возлежащих, из единого камня высекали.

По христианским обычаям те львы прозывались «неусыпными стражами», их ставили стеречь вход во храм.

Но живых львов владимирские камнесечцы отроду не видывали, и получались из-под их скарпелей не львы, а коты, да еще улыбающиеся, из той породы пушистых усатых котов, что в боярских теремах на теплых муравленых лежанках нежиться любили, а мышей ловить давно разучились.

Готовые камни подмастерья несли к начатым стенам и вмазывали накрепко.

Все выше и выше возводили каменщики стены. Леса из сосновых жердей ставили. Каждый камень обвязывали веревкой, закидывали веревку через деревянный кругляш — блок и тянули ее. Так поднимался камень кверху, на свое место.

Северная и южная стены немного выступающими плоскими лопатками снизу доверху делились на четыре части, на четыре «прясла» — «щеки». И на каждом прясле каменщики начали ставить узкие, будто молодые, березки, стройные полуколонки; на каком прясле три, на каком две. Издали казалось, будто соединенные арочками шнуры свисали вниз, и каждый такой белокаменный шнур кончался, словно драгоценной подвеской, либо женской, либо львиной, вернее кошачьей, головой, а то и малым заморским зверьком или птицей; зверек размахивал крыльями, а птица ходила на четырех лапах.

Женские головы были с косами, заплетенными на две стороны, — так причесывались тогдашние девушки. И для каждой головы мастер находил свое выражение лица: эту высекал с тонкими, строго поджатыми губами, а ту выводил толстощекую, улыбающуюся. Словно бы создавали мастера скульптурные портреты своих дочерей.

Из этих свисающих вниз белокаменных, соединенных арками нескольких шнуров-полуколонок, с львиными и женскими головами, со зверями и птицами на концах шел по всем четырем стенам храма аркатурный пояс.

Главный зодчий знал: коли смотреть издали на поднимающиеся снизу вверх линии лопаток да на эти свисающие шнуры колончато-аркатурного пояса, здание кажется выше и стройнее.

В Германии на некоторых средневековых замках тоже есть аркатурные пояски, но попроще. Может, кто из мастеров строил те замки, а потом явился во Владимир.

Русские умельцы и переняли его ремесло, но придумали долотить камни чуднее да искуснее.

Главный зодчий знал и другое: он наказывал выводить и сами стены, и лопатки, и каждую колонку аркатурного пояска кверху чуть поуже. И от этих многих, чуть сходящихся линий все здание опять-таки словно бы возносилось вверх, к облакам.

Выше, выше возводили каменщики стены. Над аркатурным пояском пробежала дорожка из маленьких камешков — поребриков. Еще положили несколько рядов камней, пришла пора оставлять места для окон, узких и высоких, как стрелы, взлетающие к небу, по четыре окна на северной и на южной стене. Полукружиями заканчивали каменщики каждый оконный проем.